Читать книгу "Анатомия страха - Хосе Антонио Марина"

2. Специфические фобии

Хардьель Понсела[45]сказал как-то, что медицина есть искусство сопровождать больного до самой могилы, утешая его мудреными греческими словами. При лечении фобий это определение верно, как никогда, поскольку в последнее время мы наблюдаем настоящий бум изобретательства терминов, производных от греческого phobos, „страх“. Список их огромен и разнообразен. К самым тяжелым случаям относится агорафобия, страх открытых пространств или больших скоплений людей. Или клаустрофобия, боязнь оказаться в замкнутом пространстве: в лифте, в самолете или даже в театральном зале. Животные также порождают целый ряд самых курьезных расстройств. Некоторые фобии весьма распространены и объяснимы — страх перед змеями, пауками или крысами, например. Они связаны с возможной опасностью или с чувством отвращения, гадливости, которая, строго говоря, не является страхом, поскольку возникает, даже когда неприятные существа сидят в клетке. Наполеон и Веллингтон боялись кошек. В одном стихотворении Ронсара также звучит страх перед семейством кошачьих:

О Боже, до чего я кошек ненавижу!

Ужимки их и шерсть, и когти, и хвосты.

Меня вгоняют в дрожь несносные коты.

Я прочь бегу стремглав, едва лишь их завижу.

В романе „Голубка“ Патрик Зюскинд рассказывает историю человека, боявшегося голубей. Ее главный герой, Йонатан, не в силах противостоять страху, обрекает себя на участь изгоя, влачит жалкое существование и даже задумывается о самоубийстве.

Только наверху, на подходе к седьмому этажу, ему стало страшно, что путь окончен: наверху поджидала голубка, жуткая тварь. Она будет сидеть в конце коридора, с красными когтистыми лапами, обложенная перьями и пометом, она подстережет его, эта голубка с ужасными голыми глазами, и встопорщит перья, и налетит на него, Йонатана, хлопая крыльями, и зацепит его своим крылом, от нее невозможно уклониться в тесноте коридора. Она склонила голову набок и уставилась на Йонатана своим левым глазом. Этот глаз, маленький круглый диск, карий, с черной точкой зрачка — внушал ужас. Первая мысль была о том, что сейчас с ним случится инфаркт или инсульт[46].

Стимулы, вызывающие фобии, так многочисленны, что можно было бы посвятить им целую энциклопедию. Люди страшатся высоты, пустого пространства, воды, ураганов и молний. Император Август боялся темноты, а физик Френсис Бэкон — лунных затмений. Особенно часто встречается страх перед полетами на самолетах и перед путешествиями на других видах транспорта, многие не переносят вида крови и ран. Когда человек страдает какой-то одной специфической фобией, то вполне вероятно, что с ней соседствуют и другие, менее явные, а это, в свою очередь, заставляет вспомнить о нашей старой знакомой — общей подверженности страхам. Несмотря на острый характер, специфические фобии легко излечимы. Особенно эффективен в данном случае метод ступенчатого приближения больного к объекту страха.

3. Более сложный случай: ипохондрия

Обычная забота о своем здоровье может принять аномальные формы и превратиться в гипертрофированное беспокойство о состоянии собственного организма: человек постоянно прислушивается к себе, разглядывая любое ощущение сквозь увеличительное стекло страха в поисках опасных симптомов. Зачастую жертва ипохондрии критически относится к таким опасениям, пытаясь воспринимать их с юмором. Вот как пишет об этом Джером К. Джером в книге „Трое в лодке, не считая собаки“:

Как — то раз я зашел в библиотеку Британского музея, чтобы навести справку о средстве против пустячной болезни, которую я где-то подцепил, — кажется, сенной лихорадки. Я взял справочник и нашел там все, что мне было нужно; а потом от нечего делать начал перелистывать книгу, просматривая то, что там сказано о разных других болезнях… Несколько минут я сидел как громом пораженный, потом, с безразличием отчаяния, принялся переворачивать страницы дальше. Я добрался до холеры, прочел об ее признаках и установил, что у меня холера и что она мучает меня уже несколько месяцев, а я об этом и не подозревал… Я перешел к пляске святого Витта и выяснил, как и следовало ожидать, что ею я тоже страдаю. Тут я заинтересовался всей этой историей и решил разобраться в ней досконально. Я начал прямо по алфавиту. Брайтовой болезнью, как я с облегчением установил, я страдал лишь в легкой форме, и будь у меня она одна, я бы мог надеяться прожить еще несколько лет. Воспаление легких оказалось у меня с серьезными осложнениями, а грудная жаба была, судя по всему, врожденной. Так я добросовестно перебрал все буквы алфавита, и единственная болезнь, которой я у себя не обнаружил, была родильная горячка[47].

К сожалению, в далеко зашедших случаях становится не до шуток. А. Д. Барский, Г. Вишак и Г. Л. Кирман разработали особые критерии для диагностики ипохондрии: 1) наличие физических симптомов; 2) преувеличенный страх заболевания; 3) убежденность в тяжести своего состояния, несмотря на все заверения врачей; 4) повышенная сосредоточенность на телесных ощущениях; 5) реакции и поведение, обычно присущие больным; 6) влияние расстройства на трудовую деятельность, общественную и личную жизнь пациента; 7) объективное отсутствие недуга, способного вызвать подобные симптомы; 8) отсутствие психических заболеваний в анамнезе.

Ипохондрия связана с другими психическими нарушениями, в особенности с тревожностью и депрессией, а также с обостренной чувствительностью к жизненным трудностям, что, впрочем, не должно нас удивлять. Сторонники психоанализа считали, что ипохондрия неотделима от нарциссизма. Человек, страдающий ею, полностью поглощен мыслями о собственном теле, о собственной боли, он получает истинное наслаждение, выставляя напоказ испытываемые страдания и скрупулезно описывая симптомы. Был период, когда изучались возможные преимущества, которые ипохондрик извлекает из своего состояния, чувствуя себя в центре всеобщего внимания. Как пишет Баур, „ипохондрия очень удобна: раз ты болен, то тебе полагается опека и внимание окружающих, ты имеешь право на беспомощность, привязываешь к себе близких (разве можно бросить больного человека?) и тем самым невыносимо осложняешь им жизнь своей досадной зависимостью“. Нетрудно предположить, что ипохондрия является серьезным испытанием для семейных отношений.

По всей видимости, существуют также подтверждения тесной связи между ипохондрией и „отрицательной аффективностью“, о которой мы уже говорили и которая способствует сосредоточенности на собственных проблемах и безразличию к окружающим (Ингрэм и Смит, 1984; Псижински и Гринберг, 1985). Однако Делия Чоффи отмечала, что одной только сосредоточенности на себе недостаточно, должны присутствовать также и опасения — они могут быть как приобретенными, так и изначально присущими данной личности. Тем не менее ипохондрики острее ощущают неприятные симптомы в периоды вынужденного бездействия и меньше страдают от них, когда чем-то увлечены. Американский психолог Джеймс Пеннебейкер доказал, что в часы скуки люди вообще чувствуют себя хуже и даже чаще кашляют, — на мой взгляд, последнее наблюдение может свидетельствовать о качестве лекции, например. Некоторые авторы (Барский, Кирман) предлагают заменить термин „ипохондрия“ на более общий и описательный — „расширенное соматическое восприятие“, что вполне созвучно нашим рассуждениям о базисном характере тревоги, поскольку речь снова идет о людях, чья психика похожа на мощный резонатор, многократно усиливающий любой раздражитель.