Читать книгу "Русская феминистка - Маша Царева"

Историй таких миллион.

И мне очень любопытно, почему так получается? Почему кризис большинства женщин остается слезами на подушке, следами помады на бокале из-под виски, спутанными строчками в личном дневнике, мужчины же предпочитают активное самовыражение? Дело ли в неумении отделять главное от сиюминутного настроения? Противостоять непривычному типу стресса? Или в слабости пола, который мы все привыкли называть сильным?

Большинство современных москвичей позиционируют себя толерантными. «Я такая толерантная, что нетолерантных готова расстрелять», – любит шутить моя подруга.

Моих знакомых не удивишь альтернативным выбором. Может быть, они и будут косо смотреть на благостных босоногих кришнаитов на Арбате, но, например, когда мой приятель на каком-то кофе-брейке объявил, что заинтересовался культом вуду и что-то там практикует, никто и бровью не повел, как будто бы речь шла о том, что он на завтрак предпочел глазунью омлету.

Москва привыкла к странностям, поразить нас с каждым годом все труднее. Татуированные учителя начальной школы, полигамные союзы, семинары по холотропному дыханию, магазины для сыроедов, балет толстяков – все это давно стало частью повседневности.

Понятно, что матерью-одиночкой и подавно никого не удивишь. Пока я не была беременна и воспринимала материнство абстракцией, мне вообще казалось, что схема одинокого воспитания стала более популярной, чем полная семья. В моем окружении люди почему-то разводятся на втором-третьем году жизни ребенка. Во всяком случае, я могу по пальцам одной руки пересчитать знакомых, которые вместе отправили общего ребенка в первый класс. И это не пресловутое «любовь живет три года». И даже не испытание бытом – у многих ведь есть возможность нанять ночную няню и штат домработниц. Нет, просто с рождением малыша что-то в отношениях меняется.

Один мой друг говорит, что, родив своего ребенка, женщина перестает видеть в партнере его «внутреннего мальчика». Начинает общаться только с его взрослой, «ответственной» частью и забывает, что мальчик тоже существует. Они больше не поддразнивают друг друга в постели, не дурачатся, их близость становится нежной, в ней появляется глубина, но навсегда уходит элемент шалости.

И сначала мужчине кажется, что это нормально, так все и должно быть, естественный ток жизни, проторенная предками дорожка. Но потом он видит пресловутый камень с надписью «налево пойдешь – коня потеряешь». Какую-нибудь Леночку из бухгалтерии с наглыми глазами и подвижным задком, которая сначала в курилке рассказывает, забавно морща при этом веснушчатый нос, как на выходные она прыгнула с парашютом и повисла на елке. Потом приглашает выпить кофе после работы, и он с радостью соглашается, потому что, во-первых, в этом нет ничего «такого», а во-вторых, дома круглосуточно плачет малыш, у которого диатез и газики. В тот момент, когда они заказывают один тортик на двоих и капучино, мужчина еще искренне верит, что нашел просто хорошего друга. Милую забавную девушку, с которой можно вот так невинно после работы поболтать. А потом девушка касается под столом носком туфли его щиколотки. И он вдруг замечает, что от нее пахнет амброй и морем, и что она не носит лифчик, а ее волосы такие мягкие, что хочется намотать их на кулак, и…

…И в какой-то момент он не выдерживает.

Хватает эту Леночку, как инквизитор ведьму, только косточки трещат. Впивается губами в ее рот и мнет юбку, а потом они едут в отель, а вскоре он уже врет жене о трехдневной командировке в Петропавловск-Камчатский.

Дальше существует несколько возможных сценариев.

Но, как правило, рано или поздно жена все понимает – натуры утонченные ориентируются на особенный блеск в глазах; те, кто попроще, однажды ночью лезут в мобильник мужа, чтобы прочитать смс. И находят искомое: «Ночью было божественно. Скучаю по тебе. Твоя Леночка».

И может быть, с ревностью она бы и смирилась. В конце концов, ревность – это так инфантильно (незаконченное предложение). Но вот обиду пережить сложнее. Ведь маленький ребенок с диатезом и газиками – это трудность, и с самого начала они договаривались делить трудности на двоих. А получается, что он смылся в открытый океан в тайком построенной спасательной шлюпке и оставил ее совсем одну.

А тут еще и растяжки на груди, о которых ежеутренне сообщает зеркало. И голову некогда покрасить. И Леночке этой всего двадцать три.

В общем, ужас и кошмар.

Поэтому, как считает этот мой друг, ни в коем случае нельзя забывать о том, что в каждом мужчине живет маленький мальчик. Не забывать заигрывать с мальчиком. Даже если очень трудно.

Такая точка зрения меня, разумеется, возмущает – ведь она превращает женщину даже не в обслуживающий персонал, а в смелого и стойкого воина-одиночку.

Вот она пережила ужасы постсоветского роддома, где на ее робкое «больно!» акушерка гренадерской комплекции басовито ответила: «А трахаться не больно было?». Всю ночь перед родами соседка по палате рассказывала, как она «порвалась до задницы», и как потом болели швы, и как муж теперь говорит, что во время секса чувствует себя как карандаш в стакане. Слушать это было страшно и стыдно.

Потом как минимум пять часов подряд длится пытка, и она пытается правильно дышать и тужиться по команде акушерки, и в конце концов из ее плоти выдавливают синего, покрытого слизью человечка, нежность к которому проснется позже, а пока она просто смотрит на него как на инопланетянина. Ей дают отдохнуть, но совсем недолго, а потом начинается круговерть – малыша надо кормить, и взвешивать, и менять подгузники, и хрен еще знает что.

Вдобавок в ней просыпается умная Эльза, которая начинает предсказывать страшное. А вдруг менингококковая инфекция? А вдруг ночью он просто перестанет дышать, говорят, что такое бывает? А вдруг молоком захлебнется? А вдруг, а вдруг, а вдруг?! А еще в какое-то утро она встанет перед зеркалом, посмотрит на раздавшиеся бедра, найдет, что ее тело очертаниями напоминает палеолитическую Венеру, и на физическом уровне почувствует, что в жизни начался новый этап. Ей теперь покровительствуют другие богини. Она больше не Дева, она – Мать.

Вокруг нее рушится одна вселенная и строится другая. Она едва успевает следить за этими изменениями, не то что соответствовать. И оказывается, рядом существует еще один капризный божок, в котором, видите ли, живет маленький мальчик! Нельзя мальчика обидеть, мальчика надо ублажить.

Обидно же.

Но как бы там ни было, тенденция налицо – в Москве десятки тысяч разведенных пар с детьми. Социальный аспект данного вопроса меня вовсе не волновал – я была уверена, что моего подросшего ребенка не будут дразнить отсутствием отца.

Однако, уже будучи беременной, я поняла, что дискриминация есть, просто она не такая явная, как это было в советские годы.

Я начала обращать внимание на детские книги, мультики и песенки. Прислушиваться к разговорам. К тому же я посещала школу для будущих родителей и уже на первом занятии поняла, что это заведение не для слабонервных. Нам выдали методички с темами лекций, например, «Роль отца в воспитании ребенка» или «Как папа может помочь вам в родах». Если бы я была единственной одинокой женщиной, посещающей курсы, я бы, честное слово, промолчала. Но нас было четверо. Четверо из пятнадцати были одиноки уже на самом старте, а сколько еще окажется в этом статусе к году жизни ребенка?