Читать книгу "Смутное время. Марина Мнишек - Нина Молева"

— Тоже нет. И тоже давно. Она томится в монастыре.

— О, Боже! Как это должно быть горько для тебя, шляхтич…

— Гжегож, ясновельможная паненка.

— Ты не называешь своего рода, пан Гжегож?

— Я не могу его назвать, если не хочу еще расстаться с жизнью. Слишком многим моя смерть принесла бы истинную радость.

— Не говори так, не говори, пан! Ничья смерть не должна приносить радость, если человек христианин.

— Тебя осеняет своими белоснежными крыльями ангел, княжна Беата, и скрывает от тебя истинное лицо света. Разве мало крови проливал народ ради торжества христианской веры! Цену собственных поступков можно до конца познать только на Страшном суде. А в земной юдоли мы все и постоянно преступаем Господни заповеди. Это часть нашего существования. Не лучшая, само собой разумеется, но непременная. Это Вседержителю дано судить, что совершал человек злонамеренно, а что по неведению.

— Ты думаешь, по неведению — это меньший грех?

— Для Спасителя важны побуждения наши, а не обстоятельства, которые движут слабостями человеческими.

— Ты учился философии, пан Гжегож?

— Можно сказать и так.

— И кем же решил стать? Твоя образованность должна тебе помочь, и думаю, дядя сумеет ее оценить в полной мере.

— Мое будущее слишком туманно. И для него образованность, о которой ты говоришь, княжна, в одинаковой мере нужна и не нужна. Мою судьбу может решить один Господь Бог. Один он, если на то будет его произволение, определит мое будущее. Оно может стать великим. Или остаться ничтожным. Как сегодня.

— Ты говоришь загадками, пан, но я не хочу нарушать твою тайну своими вопросами. Я… я буду молиться за тебя.

— Ты? Ты, ясновельможная паненка? За меня? Даже ничего не зная? Чем мог я заслужить такое счастье?

— Разве богатство и знатность одни делают человека великим? А наши мученики, праведники, просто ученые, проповедники веры, истинные христиане?

— Ты отнесла меня к ним, княжна Беата? Пусть же твоя ошибка станет для бедного изгнанника добрым предзнаменованием. Ты первый и единственный добрый гений, посланный мне на жизненном пути. Я всю жизнь буду просить у Вседержителя добра и благословения для тебя. А теперь прости ради Христа. Вот и твой запоздавший конюший. Бери коня, Яцек, как бы он не простыл. Смотри, какой ветер.

— Пан Гжегож!

— А, доктор! Ты-то что здесь?

— Ты долго говорил с княжной Беатой. Все обратили внимание.

— И что из того?

— Ясновельможная княгиня может быть недовольна.

— Кажется, я не слуга ее и никогда им не стану. Меня не интересуют ее капризы.

— Но они могут сказаться на бедной княжне. Что ты говорил ей? Не сказал ли лишнего? Не открылся ли? Имей в виду, еще не время, совсем не время. Пустым хвастовством ты можешь разрушить все наши планы.

— Это мои планы, лекарь, мои! Да, ты рядом со мной, и я это очень ценю. Жизнь докажет, что я умею быть благодарным и щедрым, но что касается моих частных разговоров…

— Ты не должен упускать из виду, царевич, они всегда опасны. Я не вправе тебя учить, только советовать — остерегайся. Остерегайся на каждом шагу, особенно с женщинами. Они умеют жертвовать собой с одинаковой страстью, чтобы помочь тебе или — погубить тебя.

В том же году в Москве слит колокол большой, такого веса колокола и не бывало; и поставлен на деревянной колокольне, из-за тяжести…

В том же году расписан чудно храм каменный большой соборный о пяти главах в дому у Пречистой Богородицы в Новом девичьем монастыре; и образы чудотворные обложены дорогим окладом, с каменьями…

В том же году сделаны зубцы каменные по рву, вокруг Кремля-города, где львы сидели, и от Москвы-реки до Неглименных ворот; да у Москвы-реки от Свибловой башни во весь город по берегу сделаны зубцы же каменные и до мельницы до Неглименской…

В том же году взяты из Пскова в Москву из богадельни три старицы-мирянки устраивать богадельни по псковскому благочинию. И поставлены в Москве три богадельни: у Моисея Пророка на Тверской улице богадельня, а в ней были нищие миряне; да богадельня напротив Пушечного двора, а в ней инокини; да богадельня на Кулишках, а в ней нищие, женский пол…

В том же году царь и великий князь Борис Федорович замыслил великое — неизреченную, душевную глубину богатую: Господень гроб злат, весь кован, и ангелы великие литые по писанному: «Единого у главы, а единого у ног», и евангелие златое, и сосуды златые, и крест злат, и всю службу церковную… с камением драгоценным и с жемчугом, которым цены нет.

«Постниковский летописец». 1600

— Ваше королевское высочество!

— Опять ты, отец Алоизий, с этим нелепым титулом!

— Что значит нелепым, принц, он принадлежит вам порождению.

— Что значит рождение без состояния! Сам знаешь, вся Европа зовет меня принцем-бродягой.

— Это не ваша вина, мой принц. Все дело в обстоятельствах, которые готовы с минуты на минуту перемениться.

— И ты в это веришь!

— Я верю прежде всего действительности и уповаю на Божье произволение. Верю, оно будет к вам многомилостивым.

— С чего бы? Ты знаешь нищету, в которой мне пришлось расти.

— Нищету относительно богатств королевского замка.

— Положим. Но ведь мне не раз приходилось ложиться спать на голодный желудок. Невыученный текст или непрочитанная до конца страница были достаточным основанием для отцов твоего Ордена оставлять меня без куска хлеба на ужин.

— Ваше высочество, педагогика имеет свои методы, и таков метод, принятый в нашем Ордене. Каждый из нас испытал его на себе.

— Знаю, знаю: путь к выносливости, стойкости и еще там чему-то. Но дитя есть дитя. И я слишком хорошо помню каждый несъеденный кусок.

— Вам не прибавит сил подобная мелочность.

— По всей вероятности, ты прав.

— И еще я хочу вам напомнить, мой принц, столь строгие правила воспитания дали вам в результате поистине блистательное образование. Вы заслужили имя «Второго Парацельса» по своим опытам в химии. Вы одинаково легко изъясняетесь на польском, немецком, итальянском, латинском языках. И братья иезуиты сообщили вам великолепное знание столь нелегкого для иноземцев русского языка. Московиты свидетельствуют, что у вас даже правильное произношение, так что вы сможете без труда общаться с вашим будущим тестем и с супругой.

— Поистине, приобрести столько знаний для того, чтобы забиться в медвежий угол этой Московии. Если бы ты знал, как мне надоели польские и литовские земли, а эти еще более глухие для образованности. Мой Бог, мне дурно становится от одной мысли связать себя с этой московиткой, к тому же наверняка фанатичкой ортодоксальной церкви, в которой я решительно ничего не смыслю.