Читать книгу "Билли Батгейт - Эдгар Доктороу"

А может, и не надо добиваться определенности, даже если речь идет о прозвищах, может, в том-то и была моя трудность, что я все хотел знать определенно и представлял вещи неизменными. А ведь я сам изменялся, вы только посмотрите, где я теперь был и что делал, каждое утро я надевал очки, которые ничего не увеличивали, а каждый вечер снимал их — совсем как человек, который может обходиться без них только во время сна. Меня готовили к жизни гангстера и одновременно учили понимать Библию. Уличный мальчишка из Бронкса, я жил в сельской местности, как маленький лорд Фаунтлерой. Во всем этом я не видел никакого смысла, кроме разве того, что я зависел от обстоятельств. Менялся ли я вместе с ними? Да, определенно менялся. Из этого я заключил, что, возможно, любое имя временно, поскольку жизненные обстоятельства постоянно меняются. Эта мысль показалась мне интересной. Я решил, что разработал собственную теорию называния, номерную (по аналогии с номерами машин). Как теория она применима ко всем людям, безумным или нормальным, кроме меня. И как только я обрел эту теорию, Лола, мисс Дрю, миссис Престон, стала беспокоить меня меньше, чем мистера Отто Аббадаббу Бермана. У меня был новый банный халат, и почему бы мне не надеть его и, после того как мистер Артур Флегенхаймер Шульц уйдет спать, не постучаться в дверь Аббадаббы и не сказать ему, что обозначает X. Единственное, чего я не должен забывать и что привело меня к нынешнему положению, — это непременное выполнение моего тайного предназначения. Вот уж что не должно измениться никогда.

Глава десятая

Я проснулся намного позже обычного, что понял тотчас же, как только открыл глаза: комнату заливал свет, а белые занавески на окнах напоминали экран кинотеатра перед началом фильма. Горничная чистила пылесосом коридор, и, судя по шуму, из-за угла во двор отеля въехал грузовик с продуктами. Я встал с кровати совершенно разбитым, но умылся, оделся и через десять минут уже шел в кафе. Когда я вернулся к отелю, около «бьюика» меня ждал Аббадабба Берман.

— Эй, малыш, — сказал он, — поехали покатаемся.

Я влез на единственное свободное место сзади между Ирвингом и Лулу Розенкранцем. Сидеть там было не очень приятно; когда мистер Берман устроился спереди и Микки завел мотор, Лулу, весь напрягшись, наклонился вперед и сказал:

— А зачем нам маленький говнюк?

Мистер Берман не счел нужным ответить или даже повернуть голову, Лулу бухнулся на свое место, бросил на меня устрашающий взгляд и произнес, обращаясь, конечно, не только ко мне, но и ко всем прочим:

— Я этим дерьмом сыт по горло, все, надоело.

Мистер Берман знал это, он все понимал и без чужих подсказок. Мы проехали мимо здания местного суда, полицейская машина, стоявшая у обочины, рванулась за нами. Я обернулся и решил уже было открыть рот, но инстинкт подсказал, что этого делать не надо. Бледно-голубые глаза Микки регулярно появлялись в зеркале заднего вида. Плечи мистера Бермана были едва видны над спинкой сиденья, полотняная летняя шляпа из-за горба почти упиралась в ветровое стекло, но для меня все это были признаки его хитроумия и мудрости, и каким-то образом я знал, что полицейская машина у нас на хвосте для него не секрет и что говорить ему об этом тоже не следует.

Микки проехал по скрипучим доскам моста над Онондагой и оказался за городом. В разгар дня все выглядело выцветшим и пожухлым, в машине тоже дышать было нечем. Минут через десять-пятнадцать он свернул с мощеной дороги на территорию фермы и под протестующее кудахтанье куриц выехал мимо двух скачущих козлов, амбара и силосной башни на грунтовую дорогу; подпрыгивая на камнях и оставляя за собой пыльный шлейф, мы понеслись дальше. Через какое-то время машина остановилась у огороженного забором барака. Вскоре я услышал, как скрипнули тормоза и хлопнула дверца, мимо нас прошел полицейский, отпер ворота в заборе, на которых висела табличка ОПАСНО. НЕ ВХОДИТЬ, открыл их, и мы въехали внутрь.

Барак оказался закрытым тиром, в котором местная полиция тренировалась в пистолетной стрельбе, пол был грязный, дальняя стена засыпана большой кучей земли, наверху по всей длине здания висели, словно бельевые веревки, провода на шарнирах. Полицейский вынул из ящика бумажные мишени, прикрепил их к проводу, подтянул к земляной насыпи, потом сел у двери, наклонил свой стул так, что он опирался только на две ножки, и стал сворачивать сигарету, а Лулу Розенкранц без лишних церемоний подошел к барьеру, вынул свой кольт сорок пятого калибра и начал палить. Я думал, что голова моя разорвется, оглядевшись, заметил, что все остальные надели кожаные наушники, и сразу увидел горку точно таких же на столе, быстро взял пару и натянул на голову, прижимая покрепче к ушам, а Лулу в это время расстреливал мишень в клочья, наполняя барак запахом дыма и эхом пальбы, от которой стены, как чудилось, то расширялись, то сужались.

Лулу, подтащив мишень к себе, сорвал ее, даже не удостоив взглядом, прикрепил следующую и толчком отправил ее по проволоке в конец барака, а сам принялся заряжать свой кольт, роняя в спешке патроны — так ему не терпелось снова всаживать в мишень пулю за пулей; он словно спорил с кем-то, подчеркивая каждый выстрел рывком указательного пальца; барак наполнился таким непереносимым грохотом, что я вышел наружу и встал под солнцем, опершись о крыло машины; голова моя гудела, в гудении различимы были несколько нот одновременно, как в гудке «паккарда» мистера Шульца.

Пальба на несколько минут прекратилась, а когда возобновилась, я услышал отдельные выверенные выстрелы, выстрел, пауза и снова выстрел. Какое-то время спустя из барака вышел мистер Берман с двумя мишенями и положил их рядом на капот «бьюика».

Мишени были напечатаны в виде черных силуэтов головы и туловища человека, одну испещряли дырки, как внутри, так и вне силуэта, в середине груди зияла большая рваная рана, сквозь которую солнечный свет отражался от капота. В другой мишени аккуратные отверстия образовывали правильный рисунок, одна дырочка находилась в центре лба, еще две — там, где надлежало быть глазам, по одной — в каждом плече, еще одна — в центре груди и две — в районе живота чуть выше талии. Ни один из выстрелов за пределы силуэта не вышел.

— Кто стреляет лучше? — спросил меня мистер Берман.

Я ответил не раздумывая, показав на мишень с безошибочно точными попаданиями:

— Ирвинг.

— А откуда ты знаешь, что это Ирвинг?

— Он все так делает, очень аккуратно и тщательно.

— Ирвинг за всю жизнь ни одного человека не убил, — сказал мистер Берман.

— Мне бы не хотелось убивать людей, — начал я, — но уж если придется, то вот так, — закончил я, показывая на мишень Ирвинга.

Мистер Берман оперся на крыло, вытряхнул из пачки сигарету «Олд голд» и подхватил ее губами. Потом вытряхнул еще одну и предложил мне, я взял у него сигарету и спички, дал прикурить ему и прикурил сам.

— В тяжелой ситуации ты наверняка предпочтешь, чтобы рядом с тобой стоял Лулу и палил во все, что шевелится, — сказал он. — Ты поймешь, что в таких случаях решают мгновенья. — Он выбросил вперед руку с одним вытянутым пальцем, потом еще раз с двумя и так далее, пока не раскрыл всю пятерню. — Бум, бум, бум, бум, бум — и точка, — сказал он. — Вот так. Ты номер телефонный набрать за это время не успеешь. Или сдачу взять из автомата.