Читать книгу "Сектор обстрела - Игорь Моисеенко"

"Как она раньше не взорвалась? — подумал Богдан. — Остается только одно…" Приклад привычно улегся на плече, в прорези показалась граната вместе с растяжкой. Богдан снял с предохранителя на «одиночные» и перевел прицел на проволоку. Вот когда пригодился бы 7,62. "Какой идиот 5,45* *(калибры патронов в мм) в Афган без испытаний кинул?" — почему-то мелькнула мысль.

Рядом опять мерзко прожужжала пуля, заставив пригнуть голову и вжаться в камни еще сильнее. Где-то внизу в позвоночнике пробежал горячий поток. Богдан почувствовал, как там зашевелились какие-то нервы. Потом, после драки, это ощущение еще долго щекочет тебя изнутри. Он прекрасно понимал: если ты слышишь пулю, то это означает, что она уже прошла мимо и бояться ее уже поздно. Но какой герой выдержит этот звук?

Цевье мягко легло на ладонь, и Богдан снова прицелился: "Ну, давай, родной. Ты ж у меня лучший в батальоне, — прошептал он своему автомату, — Выручай! Ты и не такие цели брал. А тут совсем близко". Но лучший в батальоне АК-74 послал пулю даже выше башни. Богдан даже не смог заметить, куда попал. "И поправку не сделаешь. Наверное, когда падал — прицел сбился", — в отчаянии пронеслось в голове.

Обычно, чтобы поразить любую, самую сложную цель, на любом расстоянии, из любого, даже чужого оружия, ему требовалось сделать не более двух выстрелов. Первый, чтобы определить отклонение и сделать поправку, а второй уже "в яблочко". Но сейчас пуля ушла настолько высоко, что прицеливание просто утратило всякий смысл.

Богдан тихо завыл от отчаяния. Искать поправку было уже некогда. Переключив предохранитель на «автомат», Богдан нажал на спусковой крючок. Чтобы быстро определить отклонение, он принялся короткими очередями обстреливать собственную башню, прицеливаясь в различные точки машины.

На короткое мгновение из люка показалась затянутая в шлемофон голова Рустама. Обалдевшими глазами он посмотрел на командира, обстреливающего свою же машину, и спрятался в башню. Люк захлопнулся. "Он уже в башне. Может, поймет?" — обожгла короткая мысль. Последние в магазине патроны Богдан выпустил одной очередью.

Но Рустам решил, что Богдан свихнулся во время падения с кручи: "С хохлом потом разберемся. А сейчас, уроды, получайте!"

Рустам дрожащими руками вытащил из укладки выстрел, задержался на полсекунды, чтобы унять лихорадку и привести в порядок нервы, сделал короткий глубокий выдох и отправил снаряд в ствол. "Куда ж он досылатель засунул? — Рустам пошарил взглядом в башне и ничего не нашел. "Да хрен с ней, с деревяшкой. Как-нибудь не порежемся", — и, дослав выстрел ладонью, Мамедов захлопнул затвор. Прильнув к мягкой резинке прицела, он рванул рычаги. Башня, послушно заурчав, поползла влево…

…Срывая на своем пути приборы, взрывная волна ворвалась в башню. Поток раскаленных осколков нашел голову Рустама, проломил лобные кости и вырвал на затылке полчерепа вместе с обрывками шлемофона.

Боекомплект выдержал. Мощность взрыва явно не дотягивала до детонации выстрелов. А осколки по взрывателям снарядов не попали. Четырнадцатитонную машину лишь слегка качнуло. Серверный двигатель, подчиняясь уже мертвым рукам Рустама, потащил башню по кругу. Безжизненное тело, заливая машину фонтаном крови из разорванной сонной артерии, свалилось в проем между боевым и десантным отделением и заклинило поворот. Ствол замер. В предсмертной судороге руки еще раз дернулись, ладони выпустили штурвал и двигатель замолчал…

Богдан, до сих пор с надеждой на лучшее, немигающими, круглыми от ужаса глазами следивший за развитием событий, уронил голову на камень и забился в бессильной конвульсии. Откуда-то из груди вырвался отчаянный короткий вопль. Но парализованное ужасом горло оборвало его, превратив в нечеловеческий звериный хрип. В глазах стояли вспышка и сноп разлетающихся над башней осколков. Взрывная волна, оттолкнувшись от брони и унося вместе с частями искореженного прибора ночного видения обрывки брезента и антенны, ушла верх. Несмотря на близость взрыва, Богдана не задело. Только много позже он пожалел об этом.

Вскоре все замерло. Вполне удовлетворенные результатами засады, душманы рваной колонной потянулись в горы. Ответный огонь брони мог бы привести к необязательным потерям. Да и аэродром был совсем близко — километрах в сорока. Чтобы поднять вертушки и расстрелять засаду понадобилось бы от силы полчаса…

Задыхаясь от беззвучных рыданий, сержант неподвижно лежал на камнях.

— Вставай, мудак! — как сквозь туман, донеслось до Белограда.

— Встать, сержант! — заорал капитан во второй раз и ударил бойца ногой по ботинку.

Богдан даже фамилии не знал старшего колонны. Да и какое это имело для него значение? Скорее по привычке он подчинился и, сотрясаясь от всхлипываний, пряча глаза в камни, поднялся на негнущиеся, непослушные ноги. Сами собой по-предательски затряслись колени. Богдан снова едва не свалился.

— Утри сопли, чмошник… — зашипел капитан. — Сдать оружие и марш наверх!

— К машине! — словно вспомнив про устав, поправился капитан.

Богдан протянул автомат. Где-то в глубине души, как у всякого воина, когда руки лишаются привычной тяжести оружия, мелькнуло чувство беззащитности и ничтожности. Ничто кроме приказа и смерти не заставит опытного солдата в боевой обстановке даже на секунду выпустить автомат из рук.

Над командирским люком, тупо уставившись в башню, стояли трое.

"Рамадов. Сейчас начнется, — в голове у Богдана начали появляться первые связные мысли, — Они с Рустамом, кажется, с одной улицы". На соседних машинах замерло всякое движение. Белограду казалось, что сейчас весь мир смотрит на его позор.

Рамадов повернулся спиной к люку, опустился на башню и медленным безвольным движением стащил на глаза панаму. Его плечи затряслись. Панама выпала из руки водителя, и его взгляд замер на Белограде, только что, с видом побитой собаки, поднявшемся к машине. Правая рука Рамадова инстинктивно потянулась к предохранителю.

Белоград все понял: "Наверное, так и должно закончиться".

Рамадов, глядя Богдану в глаза, начал медленно подниматься на ноги. Автомат взметнулся к поясу. Поднимающийся из обрыва следом капитан заметил это движение и в отчаянном рывке бросился на спину сержанту. Длинная, на полрожка, очередь разрезала установившуюся, было, тишину прямо над головой капитана. "Во, денек! — пронеслась у того мысль при падении под гусеницы, — Стрелял бы короткими — не видать нам мамы".

Рамадов сквозь слезы уже не видел, куда стрелял. С последним патроном затвор замер. На плечах повисли земляки и уложили парня на броню. С огромным трудом они вырвали из рук Рамадова автомат и выбросили его в обрыв. На помощь прибежали солдаты с соседних машин. Несмотря на скромную конституцию Рамадова, с ним было непросто справиться.

— Дайте мне его. Это он. Дайте мне… Он стрелял в Рустама. Я видел! Это он… — хрипел Рамадов, пытаясь вырваться из цепких рук.

Бойцы стащили его с машины и уволокли за БТР.

— Закройте его в десант. Только гранаты оттуда уберите, — крикнул вдогонку капитан и, отряхнув с одежды пыль, забрался на машину.