Читать книгу "Кровавое безумие Восточного фронта - Хельмут Нойенбуш"

Сооружать и оборудовать позиции на заболоченных участках местности было крайне трудно. А соорудить из бревен землянку, проложить траншею и вовсе было адскими муками. Тем более, под огнем противника. Не менее мучительными были и «атаки» комаров. На этой схеме представлена в разрезе землянка, в которой располагался командный пункт. Собственно, это сооружение и землянкой назвать трудно — дело в том, что в трясине приходилось возводить только надземные сооружения

Русские противотанковые орудия нередко сводили на нет всю работу по возведению надземных сооружений. Приходилось усиливать конструкцию той стороны землянки, которая была обращена к позициям русских, и тщательно маскировать сооружение ветками. Применить средство дополнительной защиты было моей идеей — см. соответствующие иллюстрации. На противоположной стороне, там, где располагались позиции русских, на соснах замаскировались снайперы — оттуда имелся отличный обзор наших позиций. И мы днем вынуждены были носиться, как зайцы, но даже и это не всегда помогало — многие наши товарищи погибли от пуль снайперов. С этой напастью мы справились с помощью сосредоточенного пулеметного огня по кронам деревьев, где, предположительно, могли находиться русские стрелки. Шквальный огонь сразу из 6 станковых пулеметов, будто гребешком прочесал кроны сосен, ни одной ветки не осталось. Было видно, как русские сваливались с деревьев. Какое-то время они нам не досаждали.

Я не расставался с небольшой записной книжкой в красной обложке, занося туда все фронтовые события. Вот запись от 5 мая 1943 года:

«Рано утром в 6 часов сильный артобстрел, вечером разведрота во главе с обер-лейтенантом Малиновски попала на минное поле и благополучно вышла оттуда под пулеметным огнем противника. На предполье множество убитых русских, ужасный смрад.

9 мая 1943 г.: воздушный бой между русскими истребителями и нашими «Фокке-Вульфами», сбит один «Хеншель-126». Обстрел переднего края обороны русскими танками, затем в 12 часов атака русских танков 27 пикирующими. Интенсивный огонь нашей минометной батареи.

20 мая 1943 г.: атака русских истребителей и штурмовиков Ил-2 с бреющего, всего 18 самолетов. Наш привязной аэростат воздушного заграждения возле Утошкино обстрелян Ил-2.

26 мая 1943 г.: 3 убитых и 6 раненых в результате прямого попадания снаряда противотанкового орудия».

Однажды обер-лейтенант Малиновски вызвал меня к себе в землянку, я заметил в руках у него красную папку Имперского верховного военного суда по делу Нойенбуша. Я сначала испугался, но потом успокоился — я знал, что ни в чем не виноват. Так, по крайней мере, я рассуждал. Затем последовало объяснение. Какое-то время назад русские пустили слезоточивый газ южнее нашей позиции и нас предупредили, чтобы мы держали наготове противогазы. Вот об этом инциденте я и черкнул в письме родителям. Мне не повезло — письмо прочла военная цензура, и система Имперского верховного военного суда начала расследование. Только то, что я в конце письма выражал убеждение в нашей окончательной победе и находился на передовой, и спасло меня от серьезных неприятностей. Командир по долгу службы еще раз серьезно предупредил меня об ответственности за разглашение информации, и на этом вопрос был исчерпан.

О том, что происходило потом на этой богом забытой позиции у «березового болота» и «леса из жердей», сообщает моя маленькая записная книжка:

«28 мая 1943 г.: снова обстрел прямой наводкой русских противотанковых пушек, два прямых попадания в нашу землянку; унтер-офицер Пигус и рядовой Киндер убиты, лейтенант Эрдманн ранен в лицо. Ночью в небе наблюдали большую комету с протянувшимся с востока на запад хвостом.

31 мая 1943 г.: ночью обстрел нашего переднего края обороны танками Т-34, из противотанковых пушек и минометов, далее русская радиопропаганда с венской музыкой.

2 июня 1943 г.: беспокоящий огонь противника на участке «прямоугольника «катюш», промах в 3 метра в сторону, все прошло благополучно, правда, 2 раненых. Я выдавал роте жалованье, ни разу не ошибся».

После недель напряжения и страшных потерь в «березовом болоте» и у «леса из жердей» для роты наступила короткая передышка у Порусси, речушки в луговой долине, в километре и восьмистах метрах от фронта. Было по-летнему тепло, наконец-то представилась возможность помыться и переодеться в свежее нижнее белье. Почистили форму, оружие и снаряжение, доложились командиру.

Потом в начале июня рота вновь участвовала в боях на соседней позиции 422-й роты, за которой закрепилась репутация самой страшной. Стояла жара, и до сих пор неубранные с ничейной земли трупы погибших во время ожесточенных зимних боев 1942/1943 гг. распространяли страшное зловоние. В ту зиму у позиций 7-й роты полегла наверняка не одна сотня русских. Отсюда и название на карте: «Коридор «Смерть русским!» Строго говоря, звучит негуманно, если вдуматься, сколько русских матерей получили похоронки. Но ведь на войне по-другому не бывает, так что нечего забивать голову подобными вещами, лучше следует подумать о том, как сделать все возможное, чтобы твоим родителям на тебя не пришла похоронка.

Вследствие жары высохли почти все болота. Передвигаться по позиции стало удобнее. Ротная продовольственная упряжка теперь заезжала довольно далеко, пробираясь даже к небольшому лугу, хотя приходилось подхлестывать лошадь — мешкать было никак нельзя. На этот луг свозили трупы и кое-как забрасывали их землей. Иногда повозка на полном ходу попадала колесом в ямы, где лежали едва присыпанные грунтом трупы, бывало, что и чьи-то косточки из-под него летели, но, увы, другого пути в расположение нашей роты не было. Ротная лошадка по имени Лиза со временем привыкла к почти ежедневным поездкам, и даже внезапные минометные атаки русских не пугали ее. На нашем участке наступило некоторое затишье, иногда происходили обстрелы из всех калибров, но только иногда. Теперь наша артиллерия задействовала и крупнокалиберные орудия. Тяжелые снаряды с воем проносились над нашими головами в сторону «иванов».

На противоположной стороне позиции мы обнаружили древнее орудие времен Первой мировой, по меньшей мере, 250-миллиметровую. Нашли и надпись с именем и датой изготовителя, выяснилось, что пушку изготовили во французском Шербуре. В небольших запечатанных зеленых мешочках лежал порох как цилиндрической формы, так и зернистый. Только вот снарядов в наличии не имелось. Эти отжившие свой век громоздкие пушки доставлялись сюда из Франции ради того, чтобы выпустить из них парочку снарядов — страшно представить, какие с этим связаны затраты времени и сил — какой толк с этих орудий здесь?

В соседнем овражке мы с несколькими товарищами тренировались навыкам уничтожения русских танков Т-34 в ближнем бою. Один опытный фельдфебель с двумя серебряными нашивками за сбитые танки на левом рукаве разъяснял нам на подбитых и обгоревших «тридцатьчетверках» способы их уничтожения. В общем, незаметно подползти к танку и пришлепнуть на броню магнитную мину кумулятивного действия ничего не составляло, если, конечно, тебя не хлестнут очередью из танкового пулемета. Взрыв мины этой модификации пробивал небольшое отверстие в броне, около 4 см в диаметре, через которое внутрь танка устремлялась огненная струя, уничтожавшая все, включая экипаж. Потом фельдфебель показал нам, как Т-34 снимает шляпу: засунув под башню дисковую противотанковую мину, он сорвал запальный шнур и отскочил в сторону. Рвануло, надо сказать, на славу, и тяжеленная броневая башня поднялась вверх, а у самого фельдфебеля осколком слегка задело левую руку.