Читать книгу "Я вернусь… - Эльчин Сафарли"

Телефоны с трудом выдерживают бомбардировки с позиций мамы, шефа, бывших, но не забытых, и бывших, но уже давно стертых из доступных мне памятей (собственной, мобильного, органайзера). Звонки от кого угодно, кроме нее. Это не закон подлости, не власть обстоятельств. Скорее – безумие безумных. В любви невозможно сохранять рассудительность. Думаю, термин «крышу сносит» придумали для описания влюбленности…

Сегодня дождь сменил ветер. Он завывает как истеричная баба в своем печальном возрасте. Холодный ветер на территории лета – безумие. В такую ненастную погоду она грела замерзшие руки в моих карманах, принимала любое слово на веру, улыбалась непогоде, запускала в лето бумеранги с хорошим настроением, жарила хлеб в яичном соусе, обучая меня выговаривать труднопроизносимое «гренки».

Я иду в магазин за свежим экмеком 1 , собираюсь приготовить гренки, хотя плохо помню, как это делается. Сейчас важны не сами гренки, сколько реализация частички воспоминаний в настоящем. Нормально. В принципе, мы так и живем, с желанием вернуть то, что когда-то делало нас счастливыми. Цель оглядок – не только попытка заполнить пустоты настоящего. Нам всегда мало счастья. Поэтому без довеса из минувших лет не обходится…

До ближайшего маркета минут пять ходьбы. Похолодало. Я непроизвольно сую руки в карманы, поднимаю лицо к свирепым тучам и запускаю ей бумеранг со своей любовью. Он доберется до нее, уверен. Солнцу ветер не преграда. Солнце – это не я. Солнце – моя любовь… Мелочь позвякивает в карманах. К счастью или к вычету из зарплаты за прогулы? Мой отпуск затянулся…

20

…Отсыревший глянец на балконе, беспризорная ностальгия, борьба с зачатками равнодушия в себе, щербатые сны без нее, игра ветра с улетевшими зонтами, ночь длиною в день и долгие-долгие разговоры с самим собою над кружкой имбирного чая. Становиться мудрее – больно. За укрепление морального иммунитета расплачиваемся купюрами из нервных клеток. Альтернативы нет. Жизнь обкладывает нас налогом… В открытое окно вплывает туман и смотрит на меня так, будто я проглотил ребус и теперь его разгадка во мне. Безумно хочется печеных яблок, но некому приготовить. Я не умею. Я их только люблю…

Выхожу на улицу в дырявых перчатках. Соседка по лестничной площадке, красноволосая толстушка Неджла, увидев меня, выносит тарелочку халвы и отмечает: «Давно не видно твоей русской гостьи, сынок». Типичное восточное любопытство, которое даже не хочется пресекать. Во-первых, Неджла возраста моей мамы – старших принято уважать. Во-вторых, Неджла хорошая соседка – не раз выручала. А в-третьих, когда любишь, становишься мягче. Даже болезненная любовь облагораживает…

«Душа моя, ты, конечно, не обижайся, но русская девушка – не пара мусульманину. Мусульманин должен жениться на мусульманке. Да, мы народ вежливый, гостеприимный, но все равно… Давай сосватаю тебе шестую дочь моей троюродной сестры из Трабзона?[63]» – «Тейзе, мне нужна Мирумир. И больше никто…»

Соседка туга на ухо – последствия пятнадцатилетней работы штамповщицей. «Сынок, будет тебе мир, ты только дай согласие на женитьбу! С твоей мамой я сама договорюсь…» Целую Неджлу в щечку, спускаюсь по лестнице. «Мир у меня есть, я просто потерял его. Вот пройдет дождь, и всё вернется…» Соседка провожает меня недоуменным взглядом, прося, верно, Аллаха вернуть мир в мою дурную голову…

Я – хранитель чайных пакетиков. Они в летальном состоянии покоятся на дне батареи кружек – невымытых, расставленных в беспорядке по моей квартире. Нет сил мыть посуду…

Оказывается, я эффектно смотрюсь со стороны. Сегодня после душа взглянул в зеркало, удивился: «Всё не так плохо…» Глаза не потухли в ожидании. В них по-прежнему труднообъяснимый порыв – отправиться с инспекцией на противоположную сторону планеты. Это радует. Кажется, часы моих молчаливых мучений подходят к концу. Вчера, наткнувшись на целующуюся парочку под сенью могучего платана, я понял, что снова жду неожиданностей, чего-нибудь такого, чтобы сильно удивиться и долго ходить счастливым после…

Перемотать бы лето. Мысленно подгоняю осень. Пора, оправдывающая меланхолию любого вида. Пора, когда не задумываешься на пересечениях, с легкостью вписываешься в повороты и размагничиваешь недосказанность. Осенью движешься исключительно вперед, по кленовым дорожкам, услужливо брошенным ветром под ноги.

Мирумир любит осень за звук сотрясаемых в яблоках зерен, за веру без меры, за капюшонки с надписями типа «No hell below us, above is only sky»[64], «I hope that someone gets my message in a bottle»[65]. Она верила в нашу первую осень на двоих. Надеюсь, до сих пор верит. Как и я. Если мы вступим в багряное царство рука об руку, значит, сумели отвоевать друг друга у обстоятельств. Порываюсь позвонить ей, напомнить о том, что нас ждет осень, нельзя опоздать к ее приходу…

Во мне живет надежда, Мирумир. Ты можешь переиграть кого и что угодно, кроме осени. Не зря говорят, ее листья – это письма лета, которые так и не дошли адресату. Осень безжалостна, но делает уступки влюбленным…

Холодная кока-кола в красном бумажном стаканчике, телефонный автомат голубого цвета. Набираю номер твоего мобильного. Помню наизусть. Бездушный голос робота отвечает вместо тебя. В сердцах вешаю трубку, отхожу подальше от разочарования… У ожидания два лица. Одно из них – отчаяние… Свет твоему миру…

21

…Хромающая самооценка, успокоение в газировке с мандариновой отдушкой, бросаю сигареты, приятная горечь бельгийского шоколада и попытки склеить себя разбитого. Получасовое стояние под контрастным душем приводит к мечтам о весеннем почему-то Париже.

Хочется валяться на Марсовом поле с гроздью винограда в руке, гулять по набережной Сены, копошиться в книжных развалах, пить кофе с теплыми круассанами в открытых кафе. Стамбул стал казаться уж больно брутальным, городом перемен, крайностей. Я, конечно, не променяю его на Париж. Просто сейчас во мне живет неутолимая жажда. Когда задыхаешься от чрезмерности свободы, путаешь дверь собственной квартиры, утопаешь в состоянии «да и пошло оно всё!» Нужно бежать.

Я бы запустил руку в заначку, купил бы билет до самого тихого города планеты и пересидел бы там растерянность! Устал ставить многоточия. Пришла пора восклицательных знаков. Не могу уехать. Страх упустить что-то важное. Я словно смотрю скучную серию некогда интересного сериала, от которого все равно не могу оторваться, боясь пропустить долгожданную развязку…

Прислушиваюсь к звукам за входной дверью. Жду Мирумир. Я понимаю, что еще не наступило время для ее возвращения. Но надежда – чувство, не имеющее рычага управления. Либо она есть, либо нет. Как долго живет надежда? Насколько ее хватит?..