Читать книгу "Похоть - Эльфрида Елинек"

Чтобы иметь мягко подбитые виды на будущее, поглядывая на мир из отдельной ложи (лишь в самых бедных местах под ногами не стелется ковровая дорожка), женщина выходит из дому, покрыв краской себя и свои ногти. Как чудесна и велика природа, в которой бедные видят лишь знаки ограничения скорости и не реагируют на них, чтобы вместе со своими нелепыми автомобилями смешаться с нашим кормом. Вагина женщины полностью пропитана продуктом мужа, бродящим в ней. На бедрах под колготками налипла слизь, порожденная ежедневными привычками директора. Он с удовольствием оставляет знак, что он еще в состоянии размножаться, хотя чернил в авторучке осталось уже немного. Он вполне мог бы разогреть на своем примусе пышный пирог другой женщины, более молодой. В горах быстро холодает. Вы можете спокойно называть это местными условиями, когда лес отражается в водохранилище и трава перед окном тянется ввысь, чтобы смягчить память о домашних баталиях. Сможет ли бедный люд прийти в ярость, если обвести его вокруг пальца, как нас учит налоговое законодательство? Директор бумажной фабрики все еще дивится тому, что работающие у него человеческие орды покупают в одном и том же супермаркете одно и то же, даже если у каждого свой размер и свой вес. Маленькие лавчонки в окрестных селениях давно уже позакрывались, чтобы местный люд не пускался во все тяжкие, потребляя пиво и бутерброды. Этот человек хочет встряхнуть нас как следует с помощью пения бумагоделательных машин (наша промышленность хорошо прозвучала за границей!) и хорового ора, чтобы мы легли на звуковой бруствер, обращенный против нас. Одним пинком можно добиться, чтобы страсть, этот независимый депутат человека, безусловно отказалась от желания отдать свой пронзительный голос. Тогда женщина успокоится. Из комнат, в которых за ней ведется охота исключительно из-за ее уникального деликатеса — половой принадлежности, крики разносятся до небес, вопли в память великой битвы слышны за забором. Мужчина и женщина давно уже оказывают друг на друга воздействие, скоро они встанут и пойдут отмываться друг от друга.

Кое-кто сегодня снова не появился в церкви, где со статуй сочатся капли, а иные снова не оказались среди избранных. Лесоруб под своей задубелой кожей и под звучащую сводку погоды проживает короткую жизнь в своей жене, работающей в универмаге. Ее становление прошло от школы до сеновала, и вот их уже трое, и они радуются жизни на кухне, в их жизненной мастерской, где их отделывают и не обтесывают, потому что другого помещения у них нет. Им приходится оставаться друг с другом. Природа сколачивает человека по его натуральной мерке, а затем приводит его в трактир, чтобы человеку можно было выступить из берегов. Дома он застывает перед продуктами своих чувств, перед детьми, и размышляет о том, как бы ловчее гонять их по дому и размазывать по стенкам. Иногда дети здесь кончаются раньше, чем их успевают создать родители, шоркаясь друг о друга слизистыми оболочками. При этом требуется гарантировать постоянство и развитие, в то время как хозяева страны отравляют деревья в округе, а бумага, которую делают рабочие, через пятьдесят лет растает, словно знамения на небе. Бесполезная, как их гнев. Напрасная, как вопрос, носить ли женщине брюки или юбку — брюки ей дома надевать не позволено.

Как их травмы, которые они получают на работе, пока не окажутся совсем непригодными для употребления, тогда и их удовольствия быстро улетучиваются. У колонки они подставляют ладонь под струю. И чувствительная грудь женщины перетекает в бесформенную нижнюю часть ее тела, где ветвится растение, в которое с яростью вгрызается врач. В больницу по пустякам не ложатся. И в какой-то момент беснующиеся вдруг ощущают голод и стреляют себе прямо в голову из охотничьих ружей, которые заводятся в потаенных уголках домов, словно плесень. По меньшей мере, они нашли в вас усердного и честного мастера, чтобы ребенок, прежде чем наложить на себя руки, выучился на автомеханика.

Жена директора прихорашивается — это написано у нее на лице. Она расфуфыривается. Природа предоставляет ей для этого свой покров. Женщина под слоем косметики, с которой она ощущает себя человеком, преодолевает большее пространство, чем образуют все горы, вместе взятые. Поэтому она не надеется на природу в том, что касается ее лица. Великая сила природы затрудняет ей дыхание, и женщина садится в свою машину. И вот в отчем крае воображения она видит своего нового оруженосца, и на себя она смотрит совсем другими глазами. Пусть ее предчувствия попадут в цель! Вокруг на нее глазеют птичьи головы потерянных людей, насаженные на колья ее забора. Женщины в деревне смотрят так, словно никогда не видели других стран, кроме своих маленьких владений, где по вечерам их повелители вдыхают в них свое дыхание. Еще от своих матерей они научились постоянно обращать внимание на деньги и дивиться тому лику, который на них изображен. Между сотенной и тысячной огромная разница! Между ними лежит целый мир, способный перебросить мост через пропасть. Женщина на автомобиле наматывает на колеса серпантин шоссе. Ей снова хочется, чтобы молодой человек, лекцией которого она вчера наслаждалась, как можно скорее обратил на нее свою сильную речь. Женщина является среди нас, у подножия недоступных лестниц. Горы испещрены ущельями, но мы остаемся внизу, мы слишком беспомощны перед диким началом в нас. Молодой человек широко раскроет глаза, когда увидит новую прическу. Примерно так обстоит дело с людьми, которые находятся как раз посередине: между своими животными, о которых они заботятся, — сотни форелей сдохли в ручье, потому что слишком быстро сбросили воду с плотины, — и своей работой, которую они себе обеспечили. Работа — небрежный подарок владельца фабрики. Так мы описываем дитя и его умственное содержимое.

Они резвятся на склонах. Вверх по уступам горы подъемники тянут свой груз в водоотталкивающей упаковке, на котором болтается карточка с приглашением от матушки-природы, запаянная в пластиковую оболочку. Да, земля эта жутко расцвела под их лыжами, расцвела там, где она изначально была столь многогранной или просто с выступающими гранями скал. Снежные пушки выплевывают заряды прямо перед буйнопомешанными туристами из Вены, приехавшими на один день. Каждый из них считает себя снежным снарядом, крутым асом. Здесь мы, пожалуй, задержимся подольше, мы существуем на белом свете уже несколько эонов, чтобы изменить мир, а здесь он заканчивается прямо под нами. Лыжники только заигрывают с ландшафтом, не бойтесь, они не слишком робкие. Они странствуют по земле, гордо неся свои гигантские причиндалы, и готовы затоптать любой костер. Страсть к скорости увлекает горожан к самым вершинам, и та же скорость вновь швыряет их вниз. О, если бы они еще раз могли как следует выйти из себя! Они бы облетели вокруг солнца, честные мастера, демонстрирующие, что они могут сделать из себя и из других. Они смешались с другими людьми и произвели на свет новых спортсменов. Их дети закончат лыжные курсы, сохраняя швы своих родителей на лице. Спорт — это болезненное ничтожество — отчего же именно вам от него отказываться, если вам особо нечего терять? Дорогая мебель здесь не выставлена, однако стоимости комбинезонов, оснастки и роскошных аксессуаров вместе с совершенно не подходящими и абсурдными головными уборами не положено никакого предела, а если таковой и имеется, то через эту горку все просто перепрыгивают! А за этой горкой вырастает другая, и она примет на себя все, что в нас помещается. К Альпам давно примерились острые зубы моды, смертей и постоянных привычек, а по вечерам мы покатываемся со смеху, слушая местного шута с гармошкой, шмыгающего между нами. Вокруг спят деревенские жители. Когда эти люди по утрам отправляются на работу, горы перед ними не расступаются. Они подпрыгивают на каждой кочке, когда едут на велосипедах или пристегнувшись к сиденью малолитражек, пока им, наконец, не будет позволено распахнуть ворота, ведущие в ухоженный парк служащих. Да, многим удается карьера, если их ноги и чувства хорошо подбиты железом. Прошу тишины. В конце концов, и здесь люди работают перед своими животными, каждый в собственной клетке.