Читать книгу "Зверь с той стороны - Александр Сивинских"

"Ага, — подумал он, — плёнка; я в школе".

Что-то в этой комнате казалось Косте неправильным. Он лишь не мог пока определить, что именно. Штукатурка со стен обвалилась практически полностью, обнажив решетчатый каркас из потемневшей дранки. Зачем-то был оштукатурен и пол. А вот потолок наоборот — собран из широких крашенных досок, на покрывающей его пыли лежали отпечатки следов. И ещё были поломанные коричневые парты, и кафедра, и зелёные, подпорченные мёртвой плесенью раскладушки стройотрядовцев стопкой.

На потолке.

Кошмар! Определённо, мир стоял на ушах. Или же на ушах стоял он, до «мухоморов» упившийся коньяка именинник, Костя Холодных.

Подтверждая эту догадку, в фокус влез Никита, твёрдо ступая по потолку. Он присел на корточки, и получилось — лицом к лицу, глаза в глаза.

— Ну как, видел небо в алмазах? — спросил Никита без усмешки.

— Не-а. Луну видел. Мотало её — дай Бог! Слушай, Никит, я пошевелиться не могу и вижу всё вверх тормашками. Помоги, а? Со мной, вообще, — что?

— Луну-у?! - недоверчиво протянул Никита, не делая ни единого движения, чтобы помочь. — Похоже, Константин, вдарило тебя дюже крепко. Луну ты не мог видеть в принципе. Во-первых, сегодня новолуние, а во-вторых, солнце ещё не село. Посмотри-ка в окно.

Шея никак не поворачивалась. Костя скосил глаза. В таком непривычном положении — вниз головой — садящееся за щётку близкого леса солнце, кое-где просвечивающее оранжевым сквозь плотные облака, казалось побитой оспою рожей урода. Тестообразная рожа словно пыталась втиснуться в окно. Лес был волосами, постриженными «ёжиком», клубы облаков — рыхлыми щеками и носом. Разрывы, в которые проглядывал закатный свет — безгубым ртом и узкими, монгольскими глазами. Оконный переплёт — сдерживающей рожу рамкой.

Рожа паскудно ухмылялась.

— Который час? Что происходит? Никита! Я чудил?

— Сколько вопросов! Сразу и не ответишь… — опечалился Никита. — А происходит примерно следующее. Симпатичный юноша, романтичный в силу возраста без меры, находит себе новых приятелей. Брата и сестру. Интеллигентных, тоже весьма симпатичных, близких, как ему кажется, не только по возрасту, но и духовно. Неудивительно, что юноша вскоре начинает испытывать к девушке что-то вроде влюблённости. Подогревает чувство и некоторая печаль девичьего образа, и её трагическая судьба. И такие совершенно чудные мелочи, как, например, неявная ню-демонстрация или «стрельба» глазами, или множество других, тончайших женских хитростей. Не догадываясь, что попал в сети умело сплетённой лжи, наш герой ударяется под влиянием брата прелестницы во все тяжкие… Ради одного — быть рядом с предметом обожания. Пиком пубертатного сумасшествия становится день шестнадцатилетия юноши. Он лихо пьёт вино и с замиранием ожидает подарка, надеясь, хоть и не смея поверить, что подарком станет любовь красавицы. Тем временем приближается кульминация… Его злокозненный приятель — ах, каков негодяй! — подсыпает ему в питьё ми-кро-ско-пическую порцию ЛСД. Затем, когда выпавший из реальности мальчик рушится наземь недвижимою жертвою вероломства, приятель волочет его в эту жуткую комнату, вкалывает щедрую дозу морфина, переворачивает оверкиль и прибивает к стене гвоздем! Тук-тук-тук… "Чёрт, — думает он при этом, — какая низость, ведь мальчик мне доверял!" Кстати, можешь взглянуть, вот он, этот страшный предмет.

Костин взгляд последовал за указующим перстом Никиты, и… И он не поверил собственным глазам. Точнёхонько из его солнечного сплетения торчала большущая, неправильной формы шляпка «шпигря» — кованого четырёхгранного гвоздя.

— А, — неуверенно сказал Костя. — А… Блин, Никита, дурацкая же шутка. Отпусти меня, мне дурно. Меня вырвет сейчас. Отпусти, а то ей же богу, я тебя ударю… Потом, — добавил он после долгой, наполненной ехидным Никитиным молчанием, паузы.

— "Эт-то что ещё за штука! — грозно крикнул папа Фиттих. Мама, взяв его за руки, говорит: не надо битть их!" — кривляясь, с псевдонемецким акцентом продекламировал Никита, и сообщил: — Вильгельм Буш, детский поэт и иллюстратор собственных произведений. Кажется, твой заколдованный коврик сделан по его эскизам; но я могу и ошибаться. Нет, Константин, я тебя не отпущу. Ты, такой, какой есть, всё равно скоро умрёшь от болевого шока и повреждений внутренних органов. Стоит только ослабнуть действию анестезии — ты покойник. Тебе сейчас трудно здраво соображать, наркотик туманит мозг, но попытайся понять — всё это всерьёз. Мы с Катькой распяли тебя здесь, в комнате, где полсотни лет назад погибли наш прадедушка, Сергей Сергеевич Возницкий и его брат, с совершенно определённой целью. Сейчас сестра вернется, и мы начнем обряд. Недобрый обряд, не скрою. Мы станем вызывать дьявола и человеческая жертва нам жизненно — ты уж прости за неуместный юмор — необходима. Поверь, мы не могли упустить такого удачного стечения обстоятельств. Рассуди сам. Во-первых, в руки нам попался девственник, — поэт-романтик к тому же, — которому только что исполнилось шестнадцать. Нет-нет, ты не стал мужчиной, извини, нам это ни к чему. Во-вторых, новолуние. В-третьих, сама энергетика зловещего этого места. Именно здесь наш покойный прадедушка растлевал детишек. Именно здесь ему выпустили кишки, и мятущийся дух его преступлений всё ещё витает меж этих стен. Мало того, по меньшей мере, два неизвестных трупа зарыты в подполе. О, Константин, такой шанс выпадает раз в сотню лет, разумно ли было отказываться? Тебя, по-видимому, интересует цель, которую мы преследуем? Ничего оригинального — стремление изменить существующий миропорядок. Сам знаешь, мир несовершенен. Традиционные религии не сумели его переделать, и, думается, не сумеют впредь. Ни коммунизм, ни фашизм более не "живут и побеждают". Отчего бы не попытаться создать новую общественную формацию, основанную на власти воистину сверхъестественного существа? На власти Сатаны? Ему давно хочется испробовать силы на человечестве. Так пусть попробует! Пусть! Сегодня мы дадим ему плоть. Ты умрёшь, Константин, но тело — твое прекрасное юное тело станет его земным вместилищем. Поверь, мне искренне жаль тебя! Но в то же время я тебе отчаянно завидую. Возможно, часть твоего сознания, пусть угнетенная, подневольная, останется с ним навсегда. Представь, ты станешь совладельцем целого мира! Ради этого стоит потерпеть боль и унижение, правда? Ну, скажи, я убедил тебя?

— Не знаю. Не знаю я! Да мне дела до этой фигни нету! Никита, скажи, что ты шутишь! Ну пожалуйста… Скажи, а?… Ты же врёшь, сволочь! — выкрикнул Костя, с болью уставившись на своё распростёртое по стене тело. Он был обнажён. Ноги, прикрученные медной проволокой к металлическим скобам, вбитым почти под самым потолком, непристойно раздвигались. Гениталии безвольно свисали на живот. Затёкшие руки касались кончиками пальцев пола. На животе виднелось несколько глубоких извилистых царапин, образующих неизвестный знак. Тёмный от старости шпигорь торчал из груди сантиметров на пять, кованая шляпка бурела пятнами ржавчины. Кожа под раной была чиста. — Врешь ведь, — прошептал он всё ещё с надеждой. — Крови-то нету, а?! Совсем же ни капли. Если всё правда — почему нету крови?

— Крови? — воскликнул Никита. — Какие пустяки тебя занимают! Право, я разочарован, — сказал он, распрямляясь. — Кровь… Подумай, разве Пришедшему она будет нужна меньше, чем тебе? Нет, конечно, ничуть не меньше. По счастью, Катя умеет при нужде затворять кровь. Ага, вот и она! Подумать только, как она красива сегодня! Знаешь, если всё окончится благополучно, мы тут же займемся любовью, грешники! Но довольно болтовни, пора начинать. Сейчас, Константин, ты перестанешь слышать и видеть так, как привык. Тебе покажется, что ты частично сместился в странное и страшное место. Не пугайся. Там тебя никто не обидит.