Читать книгу "Элла - Ури Геллер"

Они стали любовниками на третий день после того, как она пришла на работу. Впервые это случилось на складе для бумаги, когда двери для разгрузки стояли раскрытые настежь, а между картонными коробками гулял ледяной сквозняк.

Их мог застукать кто угодно, в любой момент. Эйлиш это-то и нравилось. Возбуждало. Ей хотелось проделывать это на публике — в кино, в парке, в машине, припаркованной снаружи дома Кена.

Кен не испытывал такого восторга от возможности быть «взятыми с поличным». Но когда Эйлиш начинала упрашивать, его мозги отключались, и верх брала другая часть тела. У него уже была одна любовница, Марша — та женщина, к которой он ходил по средам. С Джульеттой он не спал уже больше года — в смысле, по-настоящему, так, как мужчина должен познавать свою жену, если она — законная. Да и до этого тоже: уже много лет прошло с тех пор, как они испытывали друг к другу страсть. Это стало просто невозможно, уговаривал сам себя Кен. Какая может быть страсть в таком иссохшем, пустом, как камышинка, теле, как у его жены? Да ни один мужчина, если он, конечно, не лукавит, не скажет, что находит привлекательным этот сморщенный стручок!

Когда-то он просто с ума сходил по ее телу — тогда в ее оливковой коже и сочных губах не было еще ничего от будущего стручка. Он впервые увидел ее, когда она торопливо выходила из магазина в деревне в Орлеанэ. Кеннету Уоллису тогда было двадцать семь. Он сидел на переднем пассажирском сиденье розового комби-кэмпера «Фольксваген», вместе с пятью приятелями направляясь к парому в Гавре. Он велел тому, кто был за рулем, остановиться, и стал улещивать девчонку, чтобы подвезти ее до дому. Долго уговаривать не пришлось: пешком до отцовского дома ей было топать почти четыре мили. Она втиснулась на сиденье к Кену, и первое, что он о ней узнал, что она работает за кассой в магазине. Через полминуты они уже целовались.

Выскользнув из машины на глинистую тропинку, ведущую к ее дому, она велела подождать ее на перекрестке у Артене. Их «Фольксваген» простоял на этом перекрестке больше двух часов, причем Кен не давал никому ключи, и грозился отправить в больницу любого, кто попытается их отобрать.

Никто не спросил у девушки, как ее зовут. Они понятия не имели, почему она захотела ехать с ними, или что она собиралась делать, когда они доберутся до Гавра. Но когда она наконец уселась на колени к Кену, сунув засаленный портплед со шмотками в хвост кэмпера, стало ясно, что на что-то там она все же решилась.

Джульетту контрабандой протащили на автомобильную палубу парома. Она свернулась калачиком под откидной койкой, которую загородили чемоданами. Прошло сорок часов с тех пор, как она сбежала от отца. И к этому времени она уже забеременела.

Это было так давно… Они не были настоящими любовниками с тех пор, как Фрэнку исполнилось два года. Конечно, на то была причина — некое событие, после которого спать вместе оказалось немыслимо. Причина тоже перестала существовать давным-давно, но это неважно — они все равно больше никогда не будут любить друг друга.

Они продолжали общаться, конечно, но друг другу не доверяли. Не было ни признаний, ни наводящих вопросов. Если Джульетта хотела с кем-нибудь поговорить, то для этого всегда была её сестрица, Сильвия. Ей не было никакой нужды беспокоить Кена.

Когда Кен продал исключительные права на историю о своей дочери газете «Дейли Пост», он и в мыслях не держал посвящать Джульетту во все детали. И Эйлиш не собирался ничего рассказывать.

Деньги мужчины — это его личное дело.

В три часа той морозной ночью на понедельник Элла тоже не спала, Ее разбудил сон, все тот же сон про ангела и демона, про зловонную воду и огни. На этот раз, проснувшись, она не левитировала. Теперь она знала это слово — левитация. Настоящее название. Это Питер научил ее. Она проснулась, мечась по постели, как обычно и происходило. Тогда она увидела огни.

Три огонька кружили по стене спальни. Они ей о чем-то напоминали. Она их уже где-то видела. Они освещали комнату молочным сиянием.

Непонятно было, откуда они взялись. Ничто не могло светить в комнату через окно, да и занавески были задернуты, а дверь — плотно притворена. Она глядела, как они движутся, один вокруг другого, и каждый описывал треугольник, линии которого пересекались с линиями остальных. Сперва они вращались, почти сливаясь в движении, потом — всё медленнее. Элле даже показалось, что они движутся вовсе не по самой стене, а на сантиметр или два над ее поверхностью — вертящиеся плотные световые диски. Она могла бы до них дотянуться, но слишком холодно было вылезать из постели.

Элла лежала, подперев голову рукой, закутанной в ее длинные волосы, и смотрела, как три огонька вращаются все ближе и ближе друг к другу, пока они не стали единым крутящимся ярким диском. Нет, она точно видела это раньше. Воспоминание об этом почти истаяло. Пытаясь вновь его отыскать, она уснула.

Глава 15

Питер Гунтарсон едва не плакал от ярости. Вжатый потоком встречного ветра в седло своего черного «Кавасаки-1100», летя под серым небом на скорости почти в 100 миль в час, он едва замечал лениво ползущую понедельничную пробку на шоссе М4. Макушка его шлема воинственно нацелилась на горизонт, и большую часть того, что все же попадало в его поле зрения, затуманенного красной пеленой гнева, составляло гудронированное покрытие шоссе, убегающее под колеса его мотоцикла.

Он чуть не въехал на крышу «Порше-944» цвета «голубой металлик», прежде чем успел его заметить. Порше катил себе на артритных восьмидесяти милях, и даже не думал сдвинуться и пропустить его. Гунтарсон отстал на несколько ярдов, а потом вывернул ручку акселератора до отказа. Мотоцикл напрягся, и рванул по внутренней стороне, разгоняясь достаточно быстро, чтобы водитель «Порше» не понял, что делает Гунтарсон, пока тот с ним не поравнялся. Тогда уже поздно было его подрезать. «Кавасаки» вильнул, обогнав его, и продолжал набирать скорость, ревя как на гонке Гран-при, и все, что оставалось делать владельцу порше — это вдавить газ и полыхнуть фарами. Он еще и девяноста не набрал, а мотоцикл был уже в ста ярдах впереди.

Гунтарсон хотел было показать ему средний палец, но для того, чтобы управлять ревущим, несущимся на скорости 120 миль в час «Кавасаки», ему требовались все силы и все пальцы.

Уменьшая газ, он почувствовал себя лучше, и тут же еще больше рассердился. Как мог он опуститься до того, чтобы его унижали и выводили из себя какие-то придурки? Что, обязательно было проделывать этот самоубийственный трюк, обгоняя какую-то старую развалину, чтобы убедиться в собственном превосходстве? Разве недостаточно того, что он получил докторскую степень в самом уважаемом университете мира, что он не просто Гунтарсон, а доктор Гунтарсон, в самом деле доктор Гунтарсон?! И как было бы здорово теперь разбиться на мотоцикле — главное, очень интеллектуально!

И потом, как мог он допустить, чтобы им вертел какой-то напыщенный, полуграмотный, грубый, кичливый, мерзкий, безмозглый, гротескный имбецил, у которого мозги от алкоголя прокисли, а изо рта воняет, и который имеет наглость именовать себя главным редактором «Дейли Пост»?!