Читать книгу "Законы заблуждений - Андрей Мартьянов"

Эгей, тьма-пелена, мягко стелет

Да жестко без вина.

Вдали от родной земли

За тобой придет она…

Вот она, середина. Никакое это не пятно, не точка и не черная дыра. Дверь. Обычная дверь черного дерева с ручкой, висящая в пустоте. Тебя принесло прямо к ней. Подойди, потяни на себя и узнай, что там, по ту сторону… И платить за вход не нужно – отсутствует стража, не продаются входные билеты и никакой хмырь при первом стуке не спросит из-за натянутой цепочки что-нибудь наподобие: «Гражданин, вы к кому?» По ту сторону тебя ждут, это ясно. Там лежит Секрет. Большой Секрет. Тайна, которую ты очень хочешь узнать, не зная, однако, что именно это за тайна.

Казаков просто подошел и открыл. А чего еще делать-то? Если есть дверь, ее надо открыть.

– …Проснулись?

Ничего такого особенного за дверью не обнаружилось. Все знакомое – плохо побеленные монастырские потолки, красноватый камень стен и озадаченная физиономия мессира Ангеррана. Так что, извольте видеть, не пряталось никакой тайны за черной дверью. Обидно даже.

– Я что, сознание потерял? – тряхнув головой, спросил Сергей. Сон улетучился быстро, словно его и не было никогда. Только смутные воспоминания о разноцветной черноте.

Ангерран де Фуа облегченно выдохнул и опустился на стул. Лицо его имело непривычное выражение – усталость, если не сказать измотанность, и потухший взгляд. Такое впечатление, что рыцарь целый день таскал камни в гору.

– И весьма надолго, – подтвердил старик. – Сейчас как раз заканчивается месса.

«Полтора часа, – понял Казаков. – Никак не меньше. Что такое случилось?»

Он осторожно глянул на свое левое плечо. Ничего себе…

Ангерран срезал все Гунтеровы швы – не осталось и единой шелковой ниточки. При всем этом края раны не разошлись, шрам оставался очень свежим и ярко-розовым, а краснота покрывала теперь лишь кожу от локтя до плечевого сустава. Почти не болит, а самое главное – боль не дергающая, как обычно случается при заражении, а постоянная. Чудеса в решете.

– Вы такому у сарацин научились? – Сергей поднял на Ангеррана недоумевающий взгляд и обеспокоено позвал: – Господин де Фуа, вы меня слышите? Ангерран? Рено!..

Седой отозвался только на последний возглас, когда его позвали настоящим именем. До этого он сидел, уставившись пустыми глазами в пол, в точности напоминая человека, которому сообщили, что он лишился в результате пожара дома, семьи и сбережений, король, разгневавшись, нынче же вечером отправит его на плаху, церковь наложила интердикт и теперь не видать ему спасения души, как своих ушей – остается лишь подготовиться к адскому пламени, заранее натеревшись маслом.

– Что вы сказали?

– Сарацинская наука? – повторил Казаков, указывая взглядом на свою левую руку. – Признаться, ничего подобного раньше не видел.

– Что вы вообще видели… Простите. Нет, этому я научился не у арабов, а у одного… знакомого. Решись он стать лекарем, оставил бы далеко позади себя и Галена, и Авиценну. Неважно. Как вы себя чувствуете, сударь?

– Ну… – запнулся Казаков. – Вроде ничего. Голова не болит, жара нет.

– Сны видели? – внезапно спросил Ангерран, подавшись вперед. – Пока я работал, вы постоянно шептали какие-то стихи на незнакомом языке. Потом несколько фраз на норманно-французском. Я сумел разобрать только нечто наподобие «чернота-туман».

– Тьма-пелена, – Казаков, подумав, нашел в норманнском языке соответствующие слова. – Странный сон. Впрочем, в любом сне реальность всегда извращается до невозможности. А что, мои сны имеют значение?

– Имеют, – кивнул рыцарь. – Расскажите, мне интересно.

Казаков рассказал все, что помнил, хотя и описывать-то было нечего – вихри мрака, переливающегося всеми цветами радуги, огромная спираль, дверь с секретом по другую сторону… Ангерран молчал, не перебивая, а мессир оруженосец вдруг вспомнил слова многоученого господина де Гонтара: «Мир нельзя нарисовать только черным и белым. Он многоцветный». То есть, получается, и у черного, и у белого есть свои оттенки, свои краски? Однако черное и белое все равно всегда остаются при своем цвете…

– Потом я подошел к двери и открыл, – закончил Казаков. – Только за ней оказались вы, эта комната и… Мессир, а зачем вы закрыли шелком крест?

– Не задавайте слишком много вопросов, – жестко оборвал Ангерран своего пациента, встал и сдернул с настенного распятия отрез пурпурного шелка, бросив его на стол. – Я тоже могу поспрашивать. Впрочем, если интересно… Вы ведь человек не особенно религиозный, как я заметил, значит, не оскорбитесь и не побежите жаловаться на меня к монахам-inquisitios. Есть некоторые вещи, обряды и действия, которые лучше проводить так, чтобы об этом не знал ни Господь, ни сарацинский Аллах. Слишком древние вещи, древнее иудеев или пустынных кочевников, из которых вышел Мухаммед. Вот, кстати, могу я узнать, что за браслет я снял с вашей руки, благо он мешал?

Рыцарь шагнул к столу и поднял круглые электронные часы на фотоэлементе, полтора года назад обошедшиеся Казакову в несколько весьма ценных зеленых бумажек с портретом президента Франклина – купил себе подарок на авиасалоне в Арабских Эмиратах под Эр-Риядом. Раньше на них никто, кроме Гунтера, заинтересовавшегося невиданным в сороковых годах сложным прибором, способным определять кроме времени, широту, долготу, температуру, глубину погружения в воду и прочие полезные для хозяина параметры окружающего мира, не обращал внимания. Даже Беренгария – мало ли людей таскают с собой самые необычные вещи, от прабабушкиных амулетов из зубов вампира до персидских украшений, принятых у ассассинов Старца Горы.

– Удивительное приспособление, – промычал Ангерран, заинтересованно рассматривая часы. – Пупочки всякие торчат, я до одной дотронулся, получился звук музыки. Посрединке арабские цифры мелькают, но не думаю, что подобный браслет смастерили где-нибудь в Багдаде или Дамаске.

«Конечно, для него часы, да еще настолько сложные, могут показаться чем-то невероятным, колдовским чудом, – подумал Казаков. – И реакция на них такая же, как у российского хакера, обнаружившего у себя возле компьютера арифмометр производства начала двадцатого века – и выглядит необычно, и непонятно, как с ним работать. Впрочем, наши-то быстро догадаются… А Ангеррану по всем правилам следовало раскокать хронометр черенком меча и отправить в огонь, от греха подальше».

– Если скажу, вы ответите на мой вопрос? – решился Сергей и присел на сундуках поудобнее. – На очень простой.

– Я и так отвечу, спрашивайте, – устало поморщился Ангерран. – Только не нужно требовать от меня лекарских тайн. Не смогу объяснить.

– Как все-таки ваше настоящее имя?

– Что вы ко мне привязались, как кондотьер к шлюхе? – огрызнулся рыцарь. – Вам все равно оно ничего не скажет. Вы даже не знаете имени предыдущего Иерусалимского короля, так что имя Рено де Шатильона для вас ничем не отличается от прозвища какого-нибудь александрийского визиря. Рено де Шатильон из замка Шатильон-ан-Диуа, герцогство Бургундия, к вашим услугам. Только я там не был уже лет сорок, родственники полагают меня погибшим и очень этому радуются. Как, впрочем, и многие другие.