Читать книгу "Жестокая Земля. Двойная тень - Антон Грановский"

– Что тебе заказать? – спросил молодой человек в очках, стоя у кровати с видеофоном в руке.

Очки его матово блестели, отчего глаза были не видны.

– Побольше животного белка, – сказала она. Закрыла глаза и добавила: – И чего-нибудь сладкого. Мне нужно побыстрее восстановиться. Впереди много работы.

…Она лежала на узкой кровати, глядя в потолок. Лучи полуденного солнца прорывались сквозь незанавешенное окно, наполняя маленькую комнату светом и теплом. Пот покрывал ее лицо, простыни прилипали к ее голому телу.

Молодой человек вернулся с новой порцией прохладной воды. Окунув губку в воду, он принялся водить ею по смуглой коже девушки.

– Что, если я брошу тебя и сбегу? – спросил он.

– Ты не уйдешь далеко.

– Ты меня настигнешь и убьешь?

– Нет. Но куда же ты пойдешь?

Некоторое время молодой человек молчал, а затем тихо проговорил:

– Когда я узнал, что тебя не было в списке экипажа «Сирены», я готов был тебя убить. Но это происходило из-за страха. Теперь мне кажется, что я способен тебя убить из ненависти.

Девушка повернула голову и посмотрела на него темными глазами.

– Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, – сказала она. – Но нам с тобой никуда друг от друга не деться. Мы обречены делать то, что делаем.

Затем снова отвернулась и устало закрыла глаза.

3

Ник Бойцов, псионик Гера и Спекторский сидели в небольшом баре «Фонда Здоровья и Искусств». В баре было шумно и многолюдно. Посетители – художники, писатели, примазавшиеся к ним пройдохи и любители дармовщинки – успели изрядно напиться. Они хлопали друг друга по плечам, говорили друг другу «старик» и слюнявили друг другу небритые щеки, выпивая на брудершафт.

Монументальная Нонна Андреевна Фельцер восседала за столом, словно королева. Это была громадная толстуха с низким лбом и обвисшими щеками. Маленькие, заплывшие жиром глаза ее смотрели устало и высокомерно. Волосы, сильно тронутые сединой, уложены в высокую прическу. Толстые сильные руки великанши были сложены на животе и теребили края серой шали, украшавшей ее воловью шею.

– Дружок, сделай-ка мне водочки, – попросила она услужливого толстячка, который увивался рядом с ней. – Горло что-то сушит.

Толстячок тотчас поднялся со стула и отправился за водкой.

Нонна Андреевна лениво перенесла вес тела на одну ягодицу и звучно испортила воздух. Лицо ее при этом сохраняло величественное выражение.

– Газовая атака, – сообщила она равнодушно. – Со мной такое иногда случается. Если хотите, заткните носы салфеткой.

Она извлекла откуда-то из складок тяжелой шали сигарету и прикурила от массивной антикварной позолоченной «Зиппы», которая смотрелась в ее толстых пальцах не крупнее шпильки для волос.

– На вас здесь все смотрят снизу вверх, – заметил Ник.

Госпожа Фельцер спокойно взглянула на него и сказала:

– Эти ребята жрут и пьют за мой счет. За мой счет они издают свои паршивые книжки и организуют персональные выставки своей мазни. Конечно, они смотрят на меня снизу вверх, потому что я обеспечиваю их паршивое будущее, в котором нет ни смысла, ни красоты.

К столику подошел услужливый толстячок и поставил перед госпожой Фельцер графинчик с водкой – граммов на четыреста. А к нему – четыре граненых стакана и тарелочку с мелко нарезанной рыбой-бессмерткой. Кусочки рыбы, украшенные колечками маринованных водорослей, еще шевелились.

– Ну что, друг Спекторский, поухаживаешь за старой подругой? – спросила она, с улыбкой взглянув на иллюзиониста.

Спекторский открыл графин, занес его над стаканом толстухи и спросил:

– Сколько тебе?

– Лей, мой милый, не скупись. Я покажу, когда хватит.

Спекторский стал лить. Она плавно взмахнула ладонью – мол, достаточно. Движение ладони было таким ленивым и таким медлительным, что пока она его делала, стакан наполнился доверху.

– Спасибо, старый друг, – сказала толстуха.

Потом плотно обхватила стакан толстыми пальцами, осторожно поднесла его ко рту, сказала «Будем здоровы» и медленно – глоток за глотком – выпила до дна. Ловко поддела на вилку кусок бессмертки и отправила его в рот.

– Люблю жизнь во всех ее проявлениях, – прокомментировала она, уминая рыбу.

Прожевав, посмотрела на Ника Бойцова и вдруг спросила:

– Позвольте узнать: вы буддист или христианин?

– Скорее гностик, – ответил Ник.

– Значит, вы верите в то, что после смерти ваша душа навсегда распростится с материальным миром и забудет его, как забывают страшный сон?

– Абсолютно верно.

Госпожа Фельцер прищурилась.

– Забавно… Господин Бойцов, а вам не кажется, что, называя грезы истинной реальностью, а материальный мир – сном, вы все переворачиваете с ног на голову?

– Я иду по пути познания, – спокойно ответил Ник. – И я знаю, что́ меня ждет в конце пути.

– Встреча с истинным Богом, не так ли?

– С тем, кто не несет ответственности за наш кошмарный мир, поскольку не запятнал себя причастностью к его созданию.

– О, так значит, вы – избранный? Один из тех, чье существование продлится после смерти в мире истинной реальности?

Ник склонил голову в знак согласия. Нонна Андреевна усмехнулась:

– Если я правильно поняла, это означает «да». А что, если окажется, что ваше существование – такая же фикция, как существование большинства людей на нашей планете? И что никакой «души» в вас нет, а есть лишь тело, набитое вонючими потрохами? Как вы это переживете?

Ник нахмурился. С подобным ходом мыслей он сталкивался много раз и давно взял за правило оставлять уничижительные реплики без ответа. Госпожа Фельцер, кажется, все поняла.

– Спасибо за душеспасительную беседу, детектив, – сказала она, с любопытством разглядывая Ника. – В наше время люди не любят говорить на подобные темы.

– Я тоже не люблю.

– Вот как? – Толстуха усмехнулась. – Выходит, мое общество дурно на вас влияет.

Стряхнув пепел с сигареты, она снова воззрилась на Спекторского и спросила:

– Итак, что вас ко мне привело?

Спекторский посмотрел на Ника, тот нахмурился и сказал:

– В городе происходит что-то странное.

– Да ну? – Нонна Андреевна прищурилась. – Неужели я что-то пропустила? И что же именно тут происходит?

Ник покосился на иллюзиониста, тот кивнул, как бы говоря – «Расскажи ей все без утайки, она поймет». Бойцов перевел взгляд на ведунью и сказал:

– Я думаю, реальность, окружающая нас, глубоко больна.