Читать книгу "Пришельцы, дары приносящие - Гарри Гаррисон"

– Слышать ничего не желаю! – Кортар с силой вложил ему в руку банку пива. – На моем корабле бесчинствуют придворные мерзавцы, нападают на радиста, противозаконно используют аварийную рацию, подстраивают арест моего друга по ложному обвинению. Что еще нам оставалось делать? Впрочем, была и другая причина.

– И что же это за причина?

– Возможность задешево нанять отличного врача. Парень с такой криминальной репутацией согласится на любое жалованье.

– Но ведь вам в обычных рейсах не нужен судовой врач. А еще вы забыли, что у меня нет лицензии.

– С этой минуты судовой врач у нас есть. Я не хочу, чтобы однажды меня подвел под монастырь кретин вроде Бейлифа. Что до лицензии, то Гозгийское медицинское общество выдаст ее тебе в два счета, когда узнает про твои приключения и особенно про розыгрыш. Все можно уладить, как видишь.

– Да, – сказал доктор Ориго Лим, обводя взглядом своих товарищей по космической службе. – Уладить можно все.

Пришельцы, дары приносящие

Шедший всю ночь напролет дождь отдраил воздух до идеальной чистоты, и теперь серая глыбища Гибралтарской скалы в обрамлении невероятной синевы средиземноморского неба просто резала глаз живописца. Таких цветов невозможно добиться, смешивая краски на палитре, а для столь четкой прорисовки деталей надо родиться гением. Я, увы, не гений: пытался-пытался, а потом в бешенстве растоптал свои снасти и вышвырнул за борт. Пусть все остается как есть: скала, легко узнаваемая по цветным открыткам и рекламным буклетам туристических фирм, и я, стоящий на ржавой палубе «Марии Беллы».

Возвращаясь на родину, я предавался унынию, и это, пожалуй, мягко сказано. Лето кончилось, Европа равнодушно сказала мне «прощай»; если кто и провожал меня в путь-дорогу, так это местные торгаши на весельных лодках с грудами плюгавых ковриков и сияющей медной утвари.

А по другую сторону пролива лежала Африка. Я видел лишь зеленые холмы в романтической дымке и знал, что к этому манящему берегу пристегнут огромный континент с миазмами джунглей, с палящим солнцем пустынь, с экзотикой городов, со слонами, каннибалами, гологрудыми бабами и со всем прочим, что мигом приходит нашему брату на ум при слове «Африка».

Пришлось и Африке сделать ручкой, даже не повидав ее.

Меня зовут Энди Дэвис. Я бывший студент, бывший художник. Бывший экспатриант. Я возвращаюсь в империю его величества истеблишмента и окажусь в его жадных и цепких щупальцах, едва ступлю на родную твердь. Армия, работа, ответственность, жена, дети… Все эти «прелести» воображение рисовало мне с поразительной четкостью, и они складывались в отнюдь не радостную перспективу.

Какое-то время я слушал «бум-бум-бум» раздолбанного движка; наконец и само суденышко показалось из-за носа «Марии Беллы» и направилось к спущенному трапу. Футов двадцати в длину, оно имело посредине квадратную надстройку; торчавшая оттуда труба плевалась черным дизельным чадом на каждый «бум». На палубе толпились оборванцы, перекрикивались на двух языках, бестолково бросали швартовочные концы. Но вот наконец им удалось причалить свою лохань, и под новые вопли они потащили вверх по трапу допотопные тяжелые чемоданы.

Новый пассажир? Я заинтересовался и подошел поближе. Пока что моим единственным попутчиком был старенький священник-француз с красными глазами и дергающейся, как у китайского болванчика, головой. На беду, он не знал ни одного английского слова, а обмен улыбками и бонжурами едва ли заменит увлекательную дорожную беседу. Худо-бедно по-английски изъяснялся капитан Себастьяно, но он в самом начале пути нарвался на мой отпор: хоть я и активный мужчина, но вовсе не в том смысле, в каком этот эпитет используется применительно к подобным субъектам. С тех пор ласковым взглядом он жаловал только юного буфетчика, а на меня смотрел волком.

В общем, еще один пассажир на этом судне вовсе не был бы лишним. Очень уж не хотелось в долгом плавании через Атлантику разговаривать с собой или считать ржавые заклепки.

Так и есть, прибыл новый пассажир. Но легче мне от этого не стало. Женщина. Арабка, судя по черным туфлям, черным перчаткам, черной вуали и многим ярдам черного шелка, обмотанного вокруг нее. Она, наверное, говорит только по-арабски, ну, от силы еще по-французски. И ей может быть сто лет в обед. Повезло мне в этом плавании с компанией, ничего не скажешь.

Мимо меня пронесли ее чемоданы, а сама она взошла по ступенькам трапа, тщательно глядя под ноги. Я пожалел, что взял в дорогу мало чтива.

Но когда незнакомка поравнялась со мной, она подняла голову, и я заглянул в огромнейшие, темнейшие, прекраснейшие глаза – да я просто утонул в их глубинах, как говорят поэты. Лишь на миг передо мной мелькнули эти длинные ресницы, эти крутые дуги бровей, эта нежная кожа – и исчезли. С отвисшей челюстью я стоял и провожал пассажирку взглядом. И по ее походке я понял: она молода. Молода и прекрасна.

Бам-м-м!

Я прошел к себе в каюту, заперся, достал из багажа бутылку граппы, со столика взял стакан для воды, налил до середины и хлопнул единым духом. И содрогнулся. Ну и шарахнуло же меня! А ведь я парень не сказать что слишком чувствительный. Но было именно так: бам-м-м! Как обухом по затылку. Как в песне про любовь с первого взгляда. Впрочем, это не любовь – ну ее к черту, романтическую чепуху. Это старая добрая похоть. Может, если я увижу эту особу без вуалей и шелков, она мне тут же и разонравится. Но сейчас я во власти тайны – нет соблазна сильнее того, что создается воображением. И мое воображение разбушевалось не на шутку.

Я улегся на койку, позволил снопу солнечных лучей ласкать меня теплом и, посасывая граппу, предался сладостным фантазиям. Десять дней плавания, я и она, и больше никого и ничего.

За этим наиприятнейшем занятием я задремал, но воображение не унялось и во сне, впрочем хуже мне от этого не стало. Дела мои шли в гору… пока меня не разбудил резкий звон.

Я сел на койке. Оказывается, со столика упал стакан и разбился вдребезги. «Мария Белла» тяжело переваливалась с боку на бок; в этом плавании еще не было столь сильной качки.

Выйдя на палубу, я увидел холодные зеленые валы – это они, набегая, раскачивали судно. Пока я спал, мы вышли в Атлантику. За кормой не видать берега, только белый шлейф взбитой винтами пены. Вот особенно большая волна вознесла «Марию Беллу», я заметил грязное продолговатое пятно на горизонте, однако оно тотчас скрылось.

Последний взгляд на Европу.

Раздался топот, и с переходного мостика свесилась голова буфетчика.

– La cena, signore[11]. – Для пущей доходчивости он поднял гонг и стукнул по нему.

– Si, pronto[12].

И мое слово не разошлось с делом. На этом ржавом корыте кормили на удивление прилично, но кок не выносил опозданий, и не вовремя явившемуся в кают-компанию пассажиру доставались переваренные спагетти или сожженное мясо. Я торопливо умылся, а затем, вспомнив о новой попутчице, надел последнюю чистую рубашку и даже галстук.