Читать книгу "Остров Южный Камуи - Нисимура Кетаро"

Сакакибара что-то пробормотал — похоже, на французском, так что Тагути смысла не понял… Может быть, шептал французские ругательства из-за того, что Тагути унизил музу таким вульгарным истолкованием: «Обладать и быть обладаемым». Он помолчал, пока Сакакибара не восстановил душевного равновесия и не продолжил разговор.

— Могу вам сообщить ещё кое-что, чего вы не знаете, — сказал он с чуть заметной улыбкой. — У неё в банке были сбережения почти на два миллиона йен.

— Ого!

Глаза у Тагути загорелись интересом. Сакакибара усмехнулся.

— Вы, наверное, думаете, что два миллиона йен — уже достаточный мотив для убийства, но только в этом деле деньги мотивом служить не могли. Скорее наоборот, их наличие скорее подтверждает невиновность — и мою, и Ёсимуты.

— Это почему же?

— Кадзуко всё время говорила, что, когда выйдет замуж, из этих сбережений полтора миллиона даст мужу, чтобы тот вложил в свой бизнес, а пятьсот тысяч подарит мне — у меня же ни гроша за душой. Чтобы я их употребил на издание сборника стихов. Это многие слышали. А теперь, когда её убили, мы с Ёсимутой ничего не получим — можно сказать, только теряем: он полтора миллиона, а я пятьсот тысяч. Так что эти два миллиона опосредованно доказывают нашу непричастность к делу. Вот уж полиции придётся попотеть! Сочувствую. Если смотреть на ситуацию здраво, остаётся только предположить, что виновником был человек, состоявший с убитой в близких отношениях. Близкими ей мужчинами были только Ёсимута и я. Однако, как я только что доложил, у обоих не было никакого мотива для убийства. Ну что? Понимаете, что я имел в виду, говоря, что это преступление не имеет лица, что у него нет мотива?

— Скажи, а чем ты зарабатываешь на жизнь?

— А?

На оживлённом лице Сакакибары на мгновенье мелькнуло озадаченное выражение. Должно быть, вопрос Тагути застал его врасплох. Бледные щёки юноши налились краской.

— Что вы меня спрашиваете о какой-то ерунде, когда я говорю о самом главном во всём этом деле?!

— Ага, рассердился! — со смешком поддел собеседника Тагути. — Я спрашиваю, потому что о тебе же беспокоюсь. Ты небось хочешь сборник стихов издать, а денежек-то нет? Тем не менее ты ведь в этот бар часто захаживаешь, так? Значит, полагаешь, что на это тебе денег достаточно?

— Куда хочу, туда и хожу, что хочу, то и делаю! Иногда любительскими сборничками приторговываю, иногда в пачинко немного выигрываю. Когда уж денег совсем нет, я вообще не пью. А вкалывать день и ночь — это не по мне. Можно это назвать ленью, но такова уж натура свободного человека.

— Свободного человека? — усмехнулся Тагути, поднимаясь со стула. — Думаю, нам с тобой придётся ещё встретиться. Не подскажешь ли свой адрес?

6

Когда Тагути вернулся к себе в уголовный розыск, инспектор Судзуки обеспокоенно заметил:

— Что-то вы выглядите таким усталым…

— А чего ты хочешь от старой развалины? — отшутился Тагути, вытирая лицо и шею влажным полотенцем, которое услужливо поднёс ему Судзуки.

Было по-прежнему невыносимо жарко и душно.

— Выяснил что-нибудь новое? — поинтересовался Тагути.

— На счету убитой в соседнем банке лежало около двух миллионов йен. Всё скопила примерно за год. Девушка из турецких бань — выгодный промысел.

— Наверное, есть и такие девицы, что за пять лет откладывают миллионов пятнадцать, — усмехнулся Тагути. — Я про эти её сбережения слышал от Сакакибары, от поэта. И кому же достанутся эти деньги?

— Говорят, у неё родители остались где-то в провинции — может быть, туда и пойдут?

Говорят, потерпевшая рассказывала товаркам в банях, что собиралась из этих денег дать пятьсот тысяч Сакакибаре на бедность, чтобы он мог издать сборник своих стихов, а остальные полтора миллиона после свадьбы хотела всё пустить на развитие производства в бизнесе мужа Ёсимуты.

— Об этом мне Сакакибара тоже рассказывал. Кстати, не было ли у неё ещё какого-нибудь близкого человека мужского пола, кроме Ёсимуты и Сакакибары?

— Я и сам всячески пытался этот момент прояснить, да вроде бы нет — никого у неё больше не было, кроме них двоих. Правда, говорили, что год тому назад она якшалась с каким-то бандюгой, но его три месяца тому назад убили в гангстерской разборке.

— Значит, остаются только эти двое?

Тагути опустился в кресло и сложил руки на груди.

За спиной натужно скрипел вентилятор, в котором, видимо, кончилась смазка, но толку от него не было: лопасти только перемешивали в комнате застоявшийся нагретый воздух. Скрип действовал Тагути на нервы, и он в конце концов выключил вентилятор.

Итак, один из двоих фигурантов дела должен быть убийцей. Кто-то из них — либо немолодой владелец бумажной мастерской, либо юноша, называющий себя поэтом, — лишил жизни девицу двадцати одного года от роду.

Сакакибара убеждённо утверждал, что в этом деле ни у кого из подозреваемых нет побудительного мотива для убийства. Действительно, на данный момент такой мотив обнаружить не удалось. Однако Тагути полагал, что преступления без побудительного мотива в принципе быть не должно. Хотя сейчас модно было говорить о преступлениях, совершаемых «импульсивно», но ведь что-то должно было подвигнуть преступника к действию. Коль скоро преступления совершают люди, у них должны быть побудительные мотивы.

Если же всё выглядит так, будто их нет, значит, их просто ещё не удалось выявить.

— А что за человек этот Сакакибара? — спросил инспектор Судзуки.

Тагути снова включил вентилятор.

— Любит поговорить. Утверждает, что терпеть не может полицию. Может быть, оттого, что его в своё время сцапали во время демонстрации против предполагавшегося визита Сато в США и неделю продержали в кутузке. Да, ты выясни там насчёт этой его отсидки.

— Это имеет отношение к нынешнему делу?

— Нет, наверное, но мне бы хотелось получше узнать Сакакибару с разных сторон.

— Я сделаю запрос на него в управление полиции.

С этими словами инспектор Судзуки откланялся и вышел, а Тагути поднялся с кресла и стал смотреть в окно. Сибуя светилась всеми красками неоновых огней. Сакакибара, наверное, всё ещё сидит в том самом баре. Должно быть, тешится тем, что так ловко поддел сыскаря. Тагути тихонько усмехнулся про себя. Сакакибара, вероятно, считает, что бросил вызов полицейской ищейке и выиграл первый раунд, но, с точки зрения Тагути, всё поведение молодого человека было сплошной детской игрой. Через некоторое время этому юнцу всё же придётся уважать и бояться полицию. Тогда пожалеет небось, что так задирался.

Инспектор Судзуки вернулся минут через двадцать.

— Точно, в день той демонстрации Сакакибара был задержан, доставлен в участок Камата и посажен в камеру. Только…