Читать книгу "Роккаматио из Хельсинки - Янн Мартел"

— Это пройдет, — сказала бабушка. — Как только оно совсем высохнет.

Она имела в виду отпечатки слов. Серебристая зеркальная поверхность состояла из многослойных строчек, аккуратно пересекавшихся под прямым углом.

(Теперь я в некотором роде специалист по данному вопросу. В старых зеркалах есть места, где с помощью лупы можно разглядеть отпечатки: под истончившимся слоем серебра на краях и особенно в окисленных пятнышках. Дважды я сумел распознать слова. Один раз в нью-йоркском антикварном магазине я известил хозяина, что симпатичное зеркальце с ручкой — немецкой работы, ибо в пятнышке различил слова «ganz allein»[10]. И второй раз, когда снова приехал к бабушке. На краешке зеркала в спальне я изловчился прочесть «ортнёф». Теряясь в догадках, спросил бабулю, что бы это значило. «Сен-Реймон де Портнёф», — ответила она. Так я узнал, откуда родом мой дед.

Современные зеркала промышленного производства не интересны. Они абсолютно чистые. В них ничего не увидишь.)

(Последний спирит двадцатого века — вот кем была моя бабушка. В каждой ее вещи обитала бессмертная душа, напоминавшая о ком-то или чём-то из ее долгой жизни. Бабушкины пожитки были посредниками между нею и теми, кто пребывал во блаженном успении. По сути, ее маленький дом на южном берегу Сент-Лоренса являл собою огромный город, кишащий духами.)

(Она отдала мне то зеркальце. «Хозяином» я так и не стал: квартира пуста, одежды мало, вещей почти нет, но зеркальце — моя драгоценность. Часто в него смотрю, пытаясь вспомнить все те слова, что так глупо пропустил мимо ушей.)