Читать книгу "Пир Джона Сатурналла - Лоуренс Норфолк"

Но никто из кухонных работников даже не пошевелился, чтобы выполнить приказ домашнего клерка. Джон прошмыгнул между остолбеневшими Генри Пейлвиком и Мелихертом Роосом и бросился наутек.

Он взлетел по ступенькам и помчался по проходу в глубину кухонного царства, слыша позади крики клерков, пустившихся в погоню. Он петлял между носильщиками и поварами с корзинами или подносами, выискивая какое-нибудь укрытие, но находя лишь очередные кухонные помещения, где горели очаги и за столами трудились мужчины в фартуках, да битком набитые кладовые, откуда неслась одуряющая мешанина запахов: битая дичь, сыры, закваска, теплый хлеб…

Джон завернул за угол, потом за другой. Тяжело топоча ногами и задыхаясь от сердцебиения, он бежал так, словно за ним опять гнались все жители деревни Бакленд. Сердитые голоса громко перекрикивались позади. Казалось, кухням нет числа, но в конце концов проход начал пустеть. На последнем перекрестье коридоров Джон повернул налево и оказался в тупике — перед затянутой паутиной дверью, утопленной в толстой стене. Он с трудом повернул ржавую ручку, и массивная дверь отворилась.

Подвал.

Джон обвел взглядом пещерообразное пространство. Свет в него проникал через зарешеченное окошко. Дальнюю стену занимал очаг, почти такой же огромный, как в главной кухне. В поисках укрытия Джон бочком двинулся вдоль стены. Внезапно он задел что-то локтем, и секунду спустя в уши ударил оглушительный звон упавшей на пол сковороды.

Когда глаза привыкли к темноте, Джон разглядел скамьи и полки, заставленные горшками, стеклянными банками, разномастными котелками и сковородами. Это тоже кухня, сообразил он, но заброшенная со всем оснащением и утварью. Вот странно-то. Из-за двери донеслись крики клерков, раскатывающиеся эхом по коридору.

Сейчас меня поймают, подумал Джон. Поймают и вышвырнут вон. Ну зачем, зачем он позволил себе поверить, что для него найдется место в усадьбе? Какой прок сэру Уильяму Фримантлу, хозяину поместья Бакленд, от сына Сюзанны Сандалл? Сейчас клерки Фэншоу найдут его и выволокут вон. Его отправят в работный дом в Каррборо. Или отошлют обратно в Баклендский приход.

Крики приближались. Но теперь слышался еще и стук-лязг кухонной утвари, словно где-то здесь открылась дверь, за которой происходила стряпня, или эта заброшенная кухня вдруг ожила. Потом сквозь приглушенный шум и гвалт он уловил еще один звук: голос.

Джон покрутил головой, напряженно всматриваясь во мрак. Голос доносится из недр очага, догадался он. Из проема в боковой стенке. Девчоночий голос.

Заглянув в проем, Джон увидел узкую винтовую лестницу, поднимающуюся в темноту. Откуда-то сверху долетал голос. Шум погони за дверью нарастал, приближаясь. Мальчик начал проворно взбираться по ступенькам.

К лицу липла паутина, в ноздри забивалась пыль. Подавляя желание чихнуть, он восходил ощупью и с каждой крутой ступенькой слышал голос все отчетливее. Похоже, девочка кого-то бранила. Преодолев последний виток лестницы, Джон увидел тонкую полоску света. Очертания двери с щеколдой.

— А ну-ка выпрямитесь, леди Курослепа, — послышался голос. — Камер-фрейлине королевы не пристало сутулиться в присутствии ее величества, правда, маменька? Правда. Только Хранительнице Подножной Скамейки дозволяется сидеть в присутствии ее величества. Извини, маменька. Ты что-то сказала?

Мать не ответила.

— Ну вот. Все на своих местах? И вы, леди Белоножка? Прекрасно. Теперь слушайте.

После короткой паузы девочка принялась распевно декламировать:

Приди, любимая моя!

С тобой вкушу блаженство я.

Открыты нам полей простор,

Леса, долины, кручи гор[1].

Странное ликование охватило Джона, едва он услышал первые мелодичные строки. Пастух сделает своей любимой ложе из роз, рассказывала девочка. Вплетет цветы в ее шелковые волосы, украсит ее плащ миртовой листвой и соткет ей наряд из ягнячьей шерсти. Она уже почти пела.

Дам пояс мягкий из плюща,

Янтарь для пуговиц плаща.

С тобой познаю счастье я,

Приди, любимая моя.

Потом голос понизился. Джон подался ближе к двери и напряг слух, силясь разобрать следующие слова, а потом вдруг потерял равновесие, схватился за косяк и случайно задел щеколду. Дверь распахнулась, он полетел носом вперед и растянулся в полный рост. Дверь позади него захлопнулась, щеколда защелкнулась.

Джон лежал на полу в длинной галерее с высоким потолком и рядом больших окон, сквозь которые лились потоки солнца. Когда глаза, на миг ослепленные, привыкли к яркому свету, он увидел девочку примерно своего возраста, сидящую на приоконном диване с черной книжицей в руках.

Она повернула свой острый нос в сторону Джона и заявила:

— Это лестница в кухню. Но ты одет не как поваренок. А скорее как бродяга. Или вор.

На девочке было темно-зеленое платье с ярко-красной отделкой. С шеи спускалась тонкая серебряная цепочка и исчезала под корсажем. Туго заплетенные косы были уложены на голове затейливыми кренделями. Ноги в одних чулках болтались над пыльным полом, рядом с диваном валялись черные башмачки со шнурками с серебряными наконечниками.

— Так кто же ты?

Джон глянул по сторонам:

— Я не вор. И не бродяга.

От нее слабо пахло розовой водой. В уголках губ пряталась улыбка, словно не решаясь показаться. Темные глаза внимательно изучали Джона.

— Вообще-то, передо мной положено преклонять колени, — заметила она. — Или стоять навытяжку, опустив глаза. Ты что, не признаёшь меня?

Про то, как вести себя при встрече с девочками, Джош в своих наставлениях не упомянул. Джон поднялся на ноги.

— Я леди Лукреция Фримантл, дочь сэра Уильяма и леди Анны из поместья Долина Бакленд, — объявила девочка и, поскольку Джон молчал, добавила: — У меня есть и другие титулы.

Он стоял перед ней, в пахнущем сыростью линялом плаще, замызганной ветхой рубашке и потрепанных штанах в грязных разводах. С торчащими на голове клочьями волос, под которыми нестерпимо зудела кожа.

— У тебя есть имя? — осведомилась Лукреция.

— Джон Сатурналл.

— Джон Сатурналл, ваша светлость, — поправила она. — Что же привело тебя сюда, мастер Сатурналл?

— Я прибыл, чтобы поступить в услужение.

— Но взял да сбежал.

— Меня все равно не возьмут.

Она без всякого смущения разглядывала Джона, неловко переминавшегося с ноги на ногу. В нише позади нее он заметил плащ, разостланный наподобие одеяла, и свернутую валиком одежду взамен подушки. С этой самодельной постели на него таращились четыре куклы. Леди Курослепа, подумал мальчик. Леди Белоножка. Маменька. Он вспомнил болтовню юных служанок в хозяйственном дворе и сказал: