Читать книгу "Убить Горби - Юрий Костин"

Большинству этого было достаточно, чтобы выпустить протестный пар.

В общественных местах, то есть на работе, в магазинах, на партийных и комсомольских собраниях здоровые умом граждане принимали участие в большой игре в веру в идеалы, но повсюду, снизу до самого верха, имел место слабо прикрытый саботаж. Уже при Леониде Ильиче постановления властей не всегда выполнялись – дело неслыханное в «усатые» времена. Без террора советская экономическая модель, как без стержня внутри, разваливалась, и кончина ее была предопределена. И в этот самый переломный момент Генеральным секретарем партии становится Горбачев и выдвигает идею «косметического ремонта» советского здания…

Утопия! Система не могла принять косметического вмешательства – там подкрасить да тут подлатать… Медленно, но верно пошел грозный революционный процесс разрушения старого мира до основания. Пора было заканчивать с оттепелью и решаться на чрезвычайные меры. Но как, если на твоей шее ярмо из обязательств, кредитов под словесные обещания сданных рубежей, а еще сонм внутренних врагов?…

* * *

– Народ не понял меня, – сокрушался Горбачев, прогуливаясь по пляжу. – Так чего ж его жалеть? Может, и надо было с этими заодно… Страну спасаем, а не в солдатики играем. Ведь не договориться уже под улюлюканье толпы и злые анекдоты… Поздно. Но армия не решит проблемы – затянет в трясину. Если только не разрубить все одним ударом… А там уж история рассудит.

Михаил Сергеевич очень сильно тяготился своей доли. Порой ненавидел себя за нерешительность, колебания, двусмысленные приказы и рекомендации, лечащие не причины, а следствия тяжких заболеваний, от которых умирал Союз.

Как же повезло его предшественникам, что от самого назначения до всесоюзной гражданской телепанихиды под «Лебединое озеро» те меньше думали, а больше следовали незыблемым принципам! Руководили страной с помощью генералов, как армией, где каждый боец знал свой маневр, а предателей быстренько прибирали «к ногтю». А Горбачев в своей собственной державе, где он, согласно статусу, мог быть одновременно и царем, и Богом, вынужден был к закату своего правления лоббировать, а не распоряжаться.

Упустил момент! Всего года три назад генсек считался всесильным. Весь мир лежал у его ног и вся номенклатура, сверху донизу, готова была беспрекословно плясать под его дудку. Прикажи Горбачев членам ЦК повеситься, придя на службу поутру, – они бы лишь поинтересовались, приносить с собой веревки или будут выдавать казенные…

Теперь все было не так. Он уже давно чувствовал себя разведчиком в тылу врага. И это в родной стране, которую любил, которой был до конца предан и ради ее спасения готов был пойти на все!

Но на все ли?

4 августа, улетая из Внуково в Крым, уже ступив на трап, он обернулся к группе провожающих и сразу обратил внимание на бледное, сосредоточенное лицо министра обороны Язова. Тогда он вернулся к ним (дурная примета: всегда делал вид, что не верит в эту ерунду, но сам неизменно верил – по природной своей осторожности, на всякий пожарный случай) и прошептал маршалу на ухо очень тихо, так, чтобы больше никто не расслышал:

– Дмитрий Тимофеевич, ты вот что: действуй по обстоятельствам. Если потребуется, действуй жестко.

Язов расцвел, вытянулся почти по стойке «смирно», как бравый солдат, всем видом своим говоря: «Тебе, Михаил Сергеевич, давно уже надо было того… а не переживай, только прикажи, мы уж расстараемся…»

Горбачев вспомнил, как тут же оговорился, испугавшись грозной решимости, исходящей от седого воина:

– Но только без крови, осторожно. Надо все взвесить, обдумать…

Поостерегся давать Язову карт-бланш… Что же, получается, в который раз не хватило мужества пойти до конца?

Нет, он боялся дать им волю. Чтобы не натворили дел неописуемой глупости. Отстегни ошейники, сними намордники и, глядишь, уж нет Горбачева, а на его месте, например, Крючков… Нет, вряд ли, «гэбэ» не столь глупа, чтобы брать на себя всю ответственность.

А что же Андропов? Так всем тогда было ясно: Андропов долго не протянет, а как переходная фигура он многих вполне устраивал.

Но как не дать развалить страну? Распадется империя и не собрать второй раз, как сделали в 1918–1922 годах. Столько крови пролить, как в те годы…. Это невозможно! Да и где теперь взять таких палачей? И слава Богу, что негде… Опять же, народ нынче другой, не тот, что сотнями, тысячами, десятками тысяч ложился на плаху не ропща, да еще потом гордился миллионными жертвами ради торжества нового строя, ради победы в Отечественной войне.

Нет, изуверским насилием державу не склеить.

* * *

Мучительные думы одолевали президента прекрасным утром 19 августа в Форосе… В какой же момент он совершил свою главную ошибку? Ведь предупреждал Бейкер нашего посла Бессмертных в Вашингтоне, фамилии называл: Павлов, Крючков, Язов… Когда это было? 20 июня, два месяца назад.

– Ну, допустим, предупреждал, – Горбачев вновь принялся рассуждать вслух. – А кто не предупреждал? Американский посол предупреждал. Жена даже что-то говорила. Журналист этот, Щекочихин, тот вообще невесть откуда выудил точную дату выступления и фамилии членов будущего Комитета. Письмо прислал, просил Крючкова арестовать, подписи Арбатова добился и еще кого-то, то ли Рыжова, то ли Рыжикова… Подумаешь, откровение! Да я сам обо все догадывался!

Может быть, и догадывался. Но так и не поверил до конца, что решатся именно сейчас, именно в этом году, когда так нужна стабильность, когда нужно срочно подписывать новый Союзный договор.

Чувствовал Горбачев – рано или поздно его уберут. Вот и осторожничал, вставал на сторону будущей «хунты», принимал участие в обсуждении гипотетических вариантов введения в крупных городах страны чрезвычайного положения. И в конечном итоге не решился пойти так далеко, дал понять, что эту партию доигрывать до конца не собирается.

По крайней мере, он убеждал себя, что поступками и словами его управляют высшие государственные интересы и попутно надеялся на свой авторитет в мире. Наверное, не без основания: за то, что он совершил для них, ему будут прощать все метания, ошибки и грехи до конца его дней. И памятники поставят, и улицы нарекут его именем.

Но ведь здесь, в СССР, на такую чепуху как мировое общественное мнение наши бонзы плевать хотели.

«Да… Старая гвардия. Маразматики. Чазов давно говорил про атрофию головного мозга – главную болезнь членов Политбюро. Хотя некоторым не откажешь в государственном мышлении. Именно старики не дали в 1987-м протащить идею создания татарской автономии здесь, в Крыму. Соломенцев, Воротников… Оно конечно, твердолобые старые пердуны. Но державу растащить не дадут. Вот Ельцин – этот может».

При воспоминании о Борисе Николаевиче Горбачев непроизвольно сморщился. «Прямо новый Подгорный, – помянул он ни с того ни с сего Мыколу Викторовича. – Тот тоже хотел до кучи Украинской ССР еще и Краснодар с Кубанью передать, дескать, казаки все – хохлы. Слава Богу, что не стали слушать… идиота».