Читать книгу "Культя - Нил Гриффитс"

Возвращается Даррен, заводит машину.

— Хорошо посрал?

Даррен качает головой.

— Нет, братан, так, поклал второпях. Я те грю, у меня в этих местах крыша едет. Помнишь, тут нескольких человек замочили, бля, с год назад?

— Не.

— Ну да, про это в «Эхе» писали и все такое. — Даррен в шесть приемов разворачивается на узкой дороге и пускается обратно к шоссе. — Какой-то здешний псих пришил нескольких туристов. Не помнишь, нет?

— Чё-то такое. У него вроде пушка была.

— Пушка? Не, значит, не тот. У этого не помню чё было, но точно не пушка. Его потом его же друганы замочили, типа. Убили.

Он сворачивает налево, возвращаясь на дорогу, что бежит по долине, над которой нависло небо — одна большая туча цвета чугуна. Озеро вдалеке не сверкает, а лишь стоит лужей расплавленного металла там, где кончается долина.

— Вот пока я сидел там тужился, я все думал, вот щас он ко мне со спины подберется.

— Кто, убийца? Его ж замочили, нет?

— Ну еще кто вроде него. Здесь таких навалом, братан. У которых от вырождения крыша поехала, нападают на людей. Я те вот чё скажу, Алли, случись что — в таком месте твое тело несколько месяцев не найдут. Зуб даю, в здешних местах трупы сотнями валяются, в горах-то. Их в озера покидали и все такое. И звери да птицы, бля, они тебя так уберут, что никто не найдет потом. А может, и кто из местных: «Эй, сёдни у нас славный бифштекс из человечины!»

Даррен почесывает волдырь от укуса овода на тыльной стороне руки, Алистер улыбается утрированному валлийскому акценту, и улыбка застывает на лице, когда он глядит в окно на вечно влажные огромные лезвия пил, эти горы, и хребты вокруг долины, и сплетающиеся овечьи тропы, наподобие капилляров, и, может, он и думает о составных частях безумия, что вечно рушится осыпью с этих суровых склонов, или о насилии, что падает на них дождем и молнией, или о ревущей тьме, что сжигает себя в пепел в вечной тени этих гор, но не подает никакого виду, лишь сухие шелушащиеся губы улыбаются слабо.

— Эй, Алли, а тут горки-то немаленькие, бля, — говорит Даррен, но Алистер не издает в ответ ни звука, и воистину в огромном мире, что они пересекают, единственный понятный знак — нелеп, сделан рукой человека, едва прикреплен к бетонному блоку у выезда из долины, словно веточка, детская игрушка, торчащая в грязи палочка:

АБЕРИСТУИТ

20

На набережной

Беседка возле эстрады обмотана полицейской лентой. Ярко-желтая лента щелкает на ветру, на ней написано: «Полиция вход воспрещен», а треугольные знаки гласят: «HEDDLU/STOPIWCH»[35]. Интересно, что там случилось? Должно быть, что-то серьезное, иначе не отгородили бы так. Что-то подозрительное: кучу народу сносит волнами с набережной в море, и все такое, но при этом легавые обычно не являются — запишут «смерть от несчастного случая» и все тут. Видно, подозревают, что здесь что-то нечисто.

Захожу в газетно-мелочную лавочку на набережной у здания суда, купить табаку. Там работает милая женщина; всегда улыбается и не прочь поболтать.

— Ну, как мы сегодня поживаем?

— Неплохо, — говорю. — Чё там такое через дорогу?

— Полиция-то? Нашли девушку, мертвую, сегодня, кто-то бегал утром и заметил ее. Лет восемнадцать, не больше. Так и сидела на скамейке, типа, мертвая.

— А уже знают, отчего?

Она качает головой.

— Мож, от холода, или еще что-нибудь в этом роде. Перебрала, уснула на улице, и конец. Наверно, они точно узнают, только когда будут результаты, этого, как оно называется… отчета?

— Вскрытия? Заключения коронера?

— Вот, вот, коронера. Пока его нет, они не могут точно сказать. Жуть какая, а? Восемнадцать лет. Ужасно жалко. Поневоле задумаешься, а?

— Угу.

— Жалко.

— Ага.

Беру табаку и бумажек на самокрутки, ставлю на пол пакет из магазина, чтоб достать деньги из кармана, потом пихаю в карман табак и сдачу, поднимаю пакет, прощаюсь с милой женщиной и ухожу. Так ярко рисуется полицейская лента на фоне моря. Она светится в темноте; сегодня ночью будет гореть желтым светом в соленой ветреной тьме. Еще одной жизнью меньше. Нежданно, негаданно, пьяная, усталая, присела на скамью ненадолго и больше не проснулась. Все что есть в теле, все ети миры, заключенные в теле, теперь лежат на столе в морге, а потом из них лопух вырастет. Один шаг — и ты мертв, бля. А я к смерти ближе, чем большинство других людей; ведь я уже частично умер, в буквальном смысле, частично сгорел в больничной печи, часть меня пеплом коптит небо. Смерть и распад, я повсюду ношу их с собой, в том месте, где когда-то была рука.

Я как-то побывал в Страта Флорида, Ystrad Fflur, на развалинах древнего монастыря. Жутко мирное, спокойное, обалденное место, особенно летом, когда все цветет. Так много ярких красок. А на кладбище там была ета могила, в ней похоронена одна нога: какому-то мужику, он вроде моряк был, отрезали ногу, и вот он ее похоронил в освященной земле со всеми почестями, типа, отпели, проводили гроб и все такое, и все только ради одной ноги. Не знаю, для смеха они или серьезно. Может, и то, и другое. Когда с тебя осыпаются руки-ноги, наподобие осенних листьев или там лепестков от одуванчиков, брошенных в стакан воды на телевизоре, без чувства юмора никак. Будешь слишком возбухать — сойдешь с ума нахер. Господи боже, это ж всего-навсего рука. У тебя ж еще одна осталась, типа.

Моя рука

гниет

болит от тяжести сумки с продуктами

воняет полна гноя

и я авто

разит течет вонь и распад

Рука начинает болеть бля от тяжести сумки с продуктами и я автоматически начинаю перебрасывать ее в другую руку и тут вспоминаю что другой у меня нет. Клетки все работают, сохраняя память, выстреливают импульсы, типа. Человеческие нервные клетки похожи на общество: каждая клетка пытается установить контакт с теми, что вокруг. Нейроны мозга устанавливают связи с соседями или же умирают от недостатка контактов. Отсутствие стимулов. Странно, однако, что клетки, которых уже нет, как будто продолжают делать свою работу — посылают сообщения. Клетки-призраки. Фантомные клетки все еще населяют мой пустой рукав.

Беседка с ее роковым кольцом из полицейской ленты остается позади. До того яркая ета лента, как же ето называется? Когда важная с эволюционной точки зрения информация передается цветом? Есть ведь специальное слово для етого. Поэтому люди и обзавелись цветным зрением, чтобы отличать спелые фрукты от неспелых, ядовитые грибы и ягоды от хороших. Как полицейская лента: ее цвет словно напоминает об опасности. Будто говорит: не подходите близко. Как те гусеницы ярких расцветок, которых птицы не едят. Есть слово, точно. Только я его не припом…