Читать книгу "Дежурный по континенту - Олег Горяйнов"

Комиссар достал из записной книжки маленькую фотографию, сделанную «Поляроидом», и нежно протянул ее дону Фелипе.

Повисла пауза. Ольварра сжал и разжал кулачки. А вот это уже не игрушки. Ох, какие это не игрушки. Надо же, я чуть было не решил, что комиссаришка – простой сумасшедший.

– Это что – агенты уголовной полиции сфотографировали? – спросил дон Фелипе, попробовав разыграть сарказм.

– Это было найдено в кармане вашего secretario вместе с остальным документами.

Ольварра взял со стола сигару, откусил кончик и попытался зажечь её, но промахнулся спичкой и едва не опалил себе усы.

– Дон Фелипе, – сказал Посседа.

‑ Да подожди ты, ‑ отмахнулся Ольварра. – Дай осмыслить то, что я от тебя узнал.

Комиссар подождал ровно тридцать секунд, потом заговорил:

– Я вас очень уважаю, поэтому предлагаю вам всё рассказать здесь и мне, а не в другом каком-нибудь месте другому чиновнику, который вас гораздо менее уважает.

– Это что, угроза?

– Ни в коем случае. Я менее всего собираюсь причинять вам неприятности, уважаемый дон Фелипе. Я вас зову в партнёры.

‑ Как? И ты тоже?

‑ А кто ещё?

– А почему ты так нервничаешь, Посседа? – Ольварра зажёг вторую спичку и снова промахнулся ею мимо сигары.

– Я? Вот ещё, – сказал комиссар и уронил фотографию на ковер.

– Что ты хочешь, комиссар? Скажи, наконец, толком.

– Поймать террористов с вашей помощью.

Дон Фелипе удивлённо уставился на него, забыв про сигару.

– Комиссар, за каким дьяволом тебе это нужно? – сказал он. – Ты, может, хороший парень, комиссар, честный и храбрый, но это не твой уровень, клянусь маньянским гимном. Ты, комиссар, мелкая полицейская сошка. Твой уровень – казённый кошт, да изредка тысчонка-другая от меня, благодетеля и отца родного…

‑ Уже не тысчонка, ‑ сказал комиссар и с проворностью игуаны сожрал какую-то розовую таблетку.

‑ Что? – переспросил Ольварра.

‑ Тысчонкой они от меня не отделаются.

‑ Кто?

‑ Norteamericаnos. Предлагаю взять вас в долю.

Ольварра вытаращил глаза.

‑ На нашем гербе изображен орёл, который разрывает змею, сидящую на кактусе, ‑ продолжал комиссар. – Эту аллюзию можно понимать по-разному. Часто оказывается так, что в роли змеи выступает цвет нации – предприимчивые и трудолюбивые люди, наживающие богатство своим горбом. А коварный и жестокий орёл – это террористы, вырывающие у них из глотки последний кусок. А кактус – это государство, представителем которого я в данный момент являюсь. Почему бы змее иногда не опереться о кактус и не дать отпор орлу?

Ольварра почесал над носом, потом вдруг рассмеялся и сказал:

– Ты мне начинаешь нравиться, комиссар. Поц ты, конечно. Но оборотистый. Возможно, мы с тобой и поиграем когда-нибудь в одной команде. Только не думай, что тебе будет позволено напирать на меня. Если ты решишь когда-нибудь, что ты – капитан команды, а я – третий запасной, я добавлю тебе еще один рот – под подбородком – и заставлю улыбаться обоими. Ну, спрашивай, что ты там жаждал узнать.

– Так что же, досточтимый Дон, хотели от вас террористы? – просил Посседа и неожиданно улыбнулся какой-то кривой улыбкой.

‑ Что хотели от меня террористы – это не твое собачье дело, комиссар.

‑ Тогда подскажите, как мне найти место, где прячутся эти террористы, ‑ сказал Посседа, продолжая улыбаться.

Пока только одним ртом из двух возможных.

Глава 14. Ещё один очевидец

Это было дьявольски опасно, и всё же Агата, то есть Габриэла, снова превратившаяся в Агату, облазила весь парк аттракционов из конца в конец. Она была одна-одинешенька на всём белом свете, и никому не могла поручить сделать это за себя. Мигель не убил её с одним условием: она должна была в самые кратчайшие сроки выяснить, что за товар обещал поставить покойник Октябрь дону Фелипе Ольварре взамен десяти миллионов долларов задатка. Агата ездила с Октябрём на переговоры, которые сорвались по её же вине, стало быть, кому же, как не ей поручить отыскать концы? Чтобы она сдуру не выкинула чего-нибудь, за ней издалека присматривал Хуан. Но чувства безопасности его присутствие в неё не вселяло: вмешиваться, случись чего, ему Мигель запретил. Он должен был только отзвониться, а выкарабкиваться из возможных неприятностей Агате предстояло самой.

Прошло три недели с того дня, как её рисованный портрет показали по всем телеканалам. Ни один профессионал, мало-мальски знакомый с правилами конспирации, её поступок бы не одобрил. Но надо же было откуда-то начинать. И она начала с Чапультепека.

Чтобы уменьшить вероятность быть узнанной, она оделась на этот раз в чёрное, как сельская замужняя маньянка, волосы и простреленное ухо прибрала под косынку, кобуру с револьвером прицепила на три дюйма выше левого колена с внутренней стороны бедра, в руки взяла молитвенник. Была вначале мысль позаимствовать где-нибудь детскую коляску и прикинуться мамашей. Мамаша гуляла бы своего младенца, а приближаясь к группам толкующих о чём-либо служащих, начинала бы ему гугукать и ворошить пелёнки. А под пелёнками – станковый пулемет, пошутила она несмешно. С одной стороны, на мать с младенцем вообще никто не обращает внимания, но с другой стороны… с другой стороны ей этого делать почему-то не захотелось.

Первый разговор, непосредственно касающийся её, она подслушала в кафе-павильоне, пустом по случаю буднего дня и утреннего времени. Два официанта вспоминали стрельбу трёхнедельной давности и эмоционально дискутировали с чёрным барменом по поводу того, какого несчастья великому Октябрю Гальвесу Морене понадобилось искать в их парке аттракционов. Один официант утверждал, что стреляла друг в друга русская мафия, а Октябрь здесь вовсе не при чём, он просто мимо проходил. Другой говорил, что norteamericanos, уничтожив своих террористов, наводнили своими оставшимися без дела войсками не только Ирак, но и Маньяну, и эти войска выдавили маньянских террористов из укромных местечек в горах, где те отсиживались. Вот и вынуждены несчастные террористы теперь бродить по городам, нарываясь на пули. Чёрный бармен всё это называл чушью, потому что после терактов в Нью-Йорке весь терроризм закончился – те, кто этим небожеским делом занимались, вернулись к мирной жизни, потому что правительство их негласно простило. Кроме Октября, которому мирная жизнь не полагалась. Вот он и поплатился за свою строптивость.

Ничуть не продвинувшись в сборе информации, Агата вышла из кафе и побрела по парку. Спустя пару часов она решила, что ошиблась в своем маскараде: никто к ней не клеился, принимая, как и следовало ожидать, за замужнюю даму из сельской местности. Более того, встречаясь с нею взглядом, попадавшиеся навстречу мужчины отводили глаза: не дай бог, где-нибудь под ближайшим кустом сидит ревнивый муж из крестьян с кулаками каждый весом в кинтал. Нет, пожалуй, в этом обличье она тут ни черта не нароет. Ладно, рискнём. Она зашла в женский туалет – переодеться в свои обычные джинсы и рубашку. Чёрные волосы все же спрятала под цветастой банданой.