Читать книгу "Когда стреляет мишень - Михаил Серегин"

При этом она взяла в руки бейсбольную биту и сопроводила свои слова весьма энергичным движением.

В самой глубине подвала виднелась весьма неряшливая для такой шикарной дачи серая стена. В ней было несколько дверей, которые вели, вероятно, в кладовки, о которых Аня не имела ни малейшего представления.

Дверей было около десяти.

— Вторая слева, не так ли, Дима?

Афиногенов повернулся и посмотрел на ровно улыбающееся лицо Ани. В этот момент ее самообладание показалось ему просто-таки поразительным, потому что его самого трясло, и все это несмотря на внушительную дозу спиртного и блестящую психологическую подготовку образца еще старого союзного Комитета Госбезопасности.

Он чувствовал, что стоит отказаться от безумного замысла — и не мог. Словно что-то тянуло его к этой второй слева двери, за которой лежала короткая темная галерея метра в четыре, а в самом ее конце, в тупике, — свежевыложенная стена красного кирпича.

И еще — что-то демоническое и оттого магнетически завораживающее было в словах и движениях находящейся рядом с ним еще совсем молодой, но такой циничной и избалованной женщины, что он не нашел бы себе оправданий, если бы ушел.., если бы...

«Просто я пьян», — должна была мелькнуть спасительная мысль, но она не приходила и не могла прийти.

— Вот-т мы и пришли, — запинаясь, наверно, от холода и сырости, царящих в этой наименее цивилизованной части подвала, — сказал он. Сказал, лишь бы вообще сказать что-то.

И открыл дверь.

— Там очень темно, — проговорила Аня.

— У меня есть спички.

— Правда, тут жутко? Словно пахнет смертью, — прошептала она, и голос ее наконец-то дрогнул — железное самообладание отказало ей.

Вероятно, она почувствовала близость тех, кого так скоропалительно и жестоко обрекли на мучительнейшую смерть, перед которой, быть может, осужденных ожидали страх, удушье — не столько кислородное, сколько удушье от ненависти — и безумие.

— Смерть? Да, пожалуй, — пробормотал Афиногенов и, сделав еще шаг по коридору, открыл было рот, чтобы позвать смертников. Но в этот момент его настигли тихие, спокойные и выверенные, как пуля в спину, слова:

— А как бы ты хотел умереть, Дима?

Он обернулся, чтобы увидеть выросший за спиной изящный женский силуэт и его опасное, гибельное движение. Но прежде чем он осознал, куда направлено это движение, отчаянным ударом бейсбольной биты Аня разбила ему голову.

Глава 11

Он упал, не издав ни звука, а она, перешагнув через его неподвижное тело, бросилась к стене, за которой ей почудилось какое-то движение. Господи, прошло уже почти двое суток, неужели они еще могут быть в сознании после всего, что с ними случилось.

— Володя! Афанасий! — слабо позвала она и прижалась виском к холодной стене.

— Если бы я был пьян, то сказал, что у меня начинается приступ белой горячки, — вдруг возник за стеной слабый задыхающийся голос.

— Свиридов... — пробормотала она и, не в силах противостоять внезапно начавшемуся неистовому приступу головокружения, села возле стены. — Значит, вы живы.

— Ну, это категория весьма относительная, — снова донесся глухой голос, — но как ты сюда попала?

— Это неважно, Володя. А почему молчит Афанасий?

— Потому что этот чертов Свиридов всю жизнь затыкает мне рот, аки последний козлище! — прогрохотал, как из бочки, сильно заглушенный, но все-таки мощный голос Фокина.

Господи, и в таком безнадежном, жутком положении они еще могут смеяться и иронизировать друг над другом!

— Что я могу сделать? — спросила Аня.

— Говори громче, Анечка, тут очень плохая акустика, — послышался голос Свиридова. — А лучше не говори, а найди какой-нибудь отбойный молоток и разбей к чертям эту стену.

— Там нет поблизости какого-нибудь лома? — спросил Фокин. — Пробей дырочку да просунь его нам, а мы уж как-нибудь сами, хоть тут и тесно, а нам куда больше охота уже не махать этой железякой, а спокойно протянуть ножки да прочитать друг над другом отходную молитву...

— Я найду, найду, — поспешно выговорила Аня, с которой улетучился весь и без того легкий хмель, — только не надо так шутить, Афанасий.

Аня вернулась через две минуты, неся в руках обычный лом, который ей удалось найти в одной из смежных кладовок. Разумеется, этот инструмент подходил для демонтажа стены куда больше, нежели уже использованная не по назначению бейсбольная бита.

— А теперь постарайся разбить им кладку.

Только бей не в кирпич, а в цемент, — глухо прозвучал голос Свиридова, и Аня в который раз поймала себя на ощущении, что говорит не с живым человеком, а какой-то древнеегипетской мумией из пирамиды. Правда, из-за двух этих мумий она только что покалечила или вовсе убила человека, с которым мило общалась в течение полутора суток.

...Волосы уже слиплись на лбу Ани, а в глазах закружились звездочки, когда ставший неподъемно тяжелым лом наконец пробил стену и проскользнул в пустоту. И она тут же почувствовала, как с той стороны его схватили сильные руки и потянули на себя.

Лом исчез в пробитом узком отверстии, а Аня обессиленно прислонилась к холодной стене и легко соскользнула по ней на пол.

Несколько мощных ударов сотрясли кладку до основания, а потом из проделанного еще Аней отверстия полетели сначала пыль и мелкие осколки, а потом и целые кирпичи. Один из них попал в неподвижно лежащего на земле Афиногенова, и тот пошевелился и еле слышно застонал.

Через несколько минут отверстие расширилось настолько, что способно было пропустить даже огромного Фокина. Он-то и вылез первым из каменной могилы, которая не сумела-таки удержать бывших офицеров «Капеллы». Вылез и буквально свалился рядом с Аней, тяжело дыша и вытирая изодранным рукавом грязной рубашки льющийся со лба пот.

Он был настолько измучен, что даже не мог говорить, а только шумно дышал, пытаясь перевести дыхание.

Через несколько секунд из пролома появился и Свиридов. Даже при слабом и рассеянном тусклом свете, сочащемся из настежь распахнутой двери, было видно, насколько осунулось и потемнело его лицо и болезненно ввалились большие глаза. Оба друга заросли щетиной, были перепачканы грязью и замараны кровью из плохо подживших ран и мелких царапин, а лицо Фокина, разбитое при автокатастрофе с «КамАЗом», еще больше распухло и стало просто страшным.

Владимир же сильно хромал, а по его перекашивающимся при каждом шаге губам было видно, какая боль сопровождает малейшее его движение.

Тяжело дыша, он рухнул между Фокиным и Аней и обнял ее за плечи.

— Вот так, — выговорил он и уткнулся лбом в ее шею. — М-м-м.., ты пила с утра? Сколько я тебе говорил, что нельзя.., а ты...