Читать книгу "Абонент недоступен - Фридрих Незнанский"

– Ну ты даешь! Наверняка для тех, кто сидит там, – Гордеев ткнул пальцем в потолок, – не является секретом то, что Алик и Пашкевич ведут космические разговорчики.

– С чего ты взял?

– Слушай, Денис, что с тобой стряслось? Где твоя легендарная сообразительность?

– Наверно, она вся теперь у тебя, – ответил Денис, нисколько не смутившись. – Стоило мне с этой твоей Еленой подписать договор, как я будто поглупел. Ладно, продолжай. Шучу я.

– Не может быть такого, чтобы на «Миру»… – Гордеев запнулся, потому что ему в голову тут же пришел образ байконурского офицера. – То есть на «Мире»…

– Не важно! – подбадривал Денис, позволив себе легкую усмешку.

– Не может такого быть, чтобы там на борту не было установлено каких-нибудь скрытых объективов, которые постоянно следят за космонавтами, чтобы они там чего-нибудь антигосударственного не откололи.

– Ага-а, – задумчиво кивнул Денис. – Ты хочешь сказать, что ничего от ЦУПа утаить нельзя?

– Ну да, что-то в этом духе. Но только мне кажется, что провода от этих потайных камер ведут не в ЦУП, а в обход него куда-то еще. Ну, ты сам догадываешься, куда.

– Ага-а, – еще раз произнес Денис. – Все правильно. Точнее, было бы странно, если бы наличие таких камер на самом деле отсутствовало. Ведь человек в открытом космосе совершенно не поддается контролю. Вернее, его очень не просто контролировать.

– Если только вместе со всеми не посылать каждый раз стукача, этакого искусствоведа в штатском, что, согласись, накладно. Однако вероятность таких полетов я не исключаю совершенно.

– Ну, начнем с того, что каждый космонавт так или иначе сотрудничает с чекистами.

– Или лучше сказать: каждый космонавт – хорошо замаскированный чекист, – предложил Гордеев.

– Почему же законспирированный? – пожал плечами Денис. – Полеты в космос – это своего рода выполнение долгосрочной программы государственной безопасности. Если мы летаем в космос, значит, мы нехилая держава, правильно?

– Да, но космонавту об этом знать не обязательно. Космонавт делает свою работу, что-то там исследует, букашек всяких невесомостью терзает и дальше ни в какие дела службы безопасности носа своего не сует. Вот поэтому за ним нужен глаз да глаз. А вдруг он чего такого ценного найдет, что эти сведения ему интереснее было бы передать в НАСА, потому что там лучше оборудование или более квалифицированные специалисты. Ведь для космонавта-ученого главное что? Главное – эксперимент, чистота научного открытия, у которого нет государственных приоритетов. Или хуже того – а вдруг этот космонавт ко всему прочему окажется сверхзасекреченным вражеским резидентом. Сечешь, куда я клоню?

– Секу, куда же от этого деться? – отозвался Денис. – Знаешь, о чем я сейчас подумал?

– И о чем?

– Не оттого ли «Мир» хотят вернуть с орбиты на Землю, что у него просто-напросто устарела эта самая система слежения за членами экипажа? Как ты думаешь, Юрок?

– Гениальная мысль! – Гордеев даже вскочил с места и заходил взад-вперед. – Система устарела, а новую ставить невозможно, это требует слишком больших расходов. Лучше уж построить новую станцию, дешевле будет. Однако устаревшая система – это еще не значит, что вышедшая из строя. Поэтому за экипажем слежка ведется постоянно. И представляешь, находящийся на орбите некто Пашкевич, кстати, вот он-то более всего тянет на стукача, должность его обязывает. И знаешь, я бы именно так его и определил – стукач, если бы только не его знакомство с Аликом. Хотя…

– Давай угадаю, о чем ты сейчас подумал, – предложил Денис.

– Ну попробуй.

– А не настучал ли сам этот Пашкевич чекистам на Алика, не слезая с околоземной орбиты? Да? Эта мысль? Можешь не отвечать, я сам о том же самом подумал. Мысль по сути правильная, только не соответствует действительности.

– Почему ты так решил?

– Все очень просто. Если бы Пашкевичу и его дружкам, про которых мы с тобой подумали, понадобилось отвадить Алика от космического хакерства, до которого он в последнее время докатился, то ему достаточно было лишь об этом сказать напрямую.

– Или предложить применить его разработку где-нибудь на практике, как это получилось с ЦЕСС, – закончил мысль Гордеев.

– Правильно! Ведь это же почти научное открытие. А Пашкевич ценит Алика именно за его голову, за способность к парадоксальному мышлению, чего ни у тебя, ни у меня днем с огнем не сыщешь. Ты думаешь, откуда у Алика столько техники, что ты видел в Марковке? Это все Пашкевич. Тех денег, что я ему эпизодически выплачиваю, хватило бы разве что на стиральную машину, которую он, кстати, и подарил Марусе.

– Выходит, Пашкевич держит Алика как живой генератор идей? – спросил Гордеев, перестав маячить по кухне и снова усевшись на место за столом.

– Представь себе – да. И Алик лучшей для себя участи не желал бы.

– Постой, – Гордеев поднес к своему виску указательный палец. – Тебе не кажется странным: сначала Волков, теперь вот Алик. Кто следующий? По всей вероятности, все тот же Пашкевич.

– Не исключено, – мотнул головой Денис. – Но пока он в космосе, ему ничего не угрожает. Ладно, давай сейчас отвалим, так сказать, на боковенского, а завтра, как и обещал, возьмемся за поиск твоего Федотова, если только он сам не объявится. Может быть, тут хоть что-то свяжется в одну ниточку.

На следующее утро, пока Денис готовил большой завтрак, Федотов нигде не объявился. Как ни насиловал Гордеев телефон, везде ответ был один: абонент недоступен.

– Звони Лене, – сказал Денис, поедая манную кашу. – Сейчас едем к ней. Она у нас пока единственный человек, кто знал Михаила ближе всех остальных.

К счастью, Лена была дома. Она уже три дня, как никуда не выходила, да и не очень-то стремилась. После стресса, пережитого в связи с визитом Федотова, она снова взяла себя в руки и усадила за отчет.

К Денису она сначала отнеслась настороженно и смотрела на него чуть испуганно (позже она скажет Гордееву, что у Дениса взгляд врача-гинеколога, от которого ничего невозможно скрыть, а Гордеев подтвердит, что это недалеко от истины), но вскоре привыкла и даже заливалась настоящим смехом, весело реагируя на некоторые шутки «своего детектива», которые Гордееву все же показались несколько плосковатыми и пошловатыми. Но если это работало на то, чтобы привести Лену в человеческое состояние, значит, Денис выбрал нужное направление. Как говорится, все средства хороши.

День за окном был обычный, и в его свете бледность на лице Лены показалась Денису чем-то благородным, как отличительная черта какого-то знатного рода. А глаза были такими темными, загадочными и таящими в себе такое милое коварство (которому хотелось сию же минуту подчиниться), что забирали на себя все внимание, уступая разве что полным, сочным губам и ровному ряду белых зубов, что возникал, когда Лена откидывалась назад, давая волю своей веселости.