Читать книгу "Одержимость - Фридрих Незнанский"

— На самом деле я до сих пор не могу не то что привыкнуть — поверить, что Богдана больше нет… — Она в свою очередь тоже пристально разглядывала Гордеева, словно ища сочувствия или чего-то еще. Он не без труда преодолел инстинктивное желание накрыть ее руки своей ладонью и, почувствовав неловкость, отвел глаза:

— Конечно…

— Мы были так счастливы. Это была любовь с первого взгляда, понимаете? Он полюбил меня с первого взгляда. А я потом его тоже с первого. Он сделал мне предложение в Милане. Специально приехал туда. Мы показывали новую коллекцию Грекова, он подошел ко мне после дефиле. Я его до того никогда не видела и даже не знала, кто это. Он сказал что-то вроде… вы привлекательны, я — чертовски привлекателен, помните, как в кино?

— Чего же тут время терять, да? В полночь, — продолжил Гордеев. — Прямо так и сказал?

Нелепая двусмысленная ситуация: она как бы делилась своим горем и в то же время, он готов был поклясться, она кадрила его! Почему?

— Не помню… Я так обалдела, что даже не запомнила слов. Просила потом повторить, он не захотел, сказал, что это можно говорить один раз в жизни. Но в каких-то нескольких фразах он тогда смог объяснить, что он международный гроссмейстер, что у него ужасно блестящие перспективы, что он меня до безумия любит и что всю жизнь будет носить на руках. У него были такие глаза! Короче, я посмотрела на него и согласилась выйти за него замуж. Потом однажды он признался Станиславу, я случайно услышала, что я — его самая блистательная победа… — Она тяжко вздохнула и потянулась за сигаретами, Гордеев щелкнул ее зажигалкой. С минуту она молча курила, порывисто выплевывая дым. — Мы, конечно, нечасто могли побыть вдвоем. У меня постоянные съемки, у него соревнования, подготовки к соревнованиям. Потом родился Егорка… он сейчас у мамы… и Богдан вообще не мог работать дома, шум его отвлекал, плач… А за день до смерти он сказал, что переночует в гостинице, потому что ему нужно сосредоточиться. Он и раньше так делал, специально потребовал, чтобы у него был свой номер, там отсиживался после партии, приходил туда готовиться перед игрой. А у меня как раз тогда был свободный вечер, я думала, мы сходим куда-нибудь поужинать, но этот ужасный матч отбирал у него все силы.

— Он переживал поражения? — спросил Гордеев. К нему практически вернулась способность соображать, он не то чтобы больше совсем на нее не смотрел, но сосредоточился на нитке каких-то плоских черных камней вокруг ее шеи. — Может, был подавлен?

— Нет, что вы! Богдан — никогда! Он был уверен, что надерет задницу этому компьютеру. он так и сказал. За день до смерти… — она закусила губу и потянулась за новой сигаретой.

— А о том, что компьютер играет не совсем честно, что пытается оказывать на него некое давление, он не говорил?

— Говорил. Но, по-моему, в шутку. Может быть, Станиславу тоже говорил, Стас у него самый близкий друг. Был. Я даже ревновала вначале: Богдан с ним по нескольку раз на день перезванивался, мог у него дома целое воскресенье просидеть…

— Эй, заговорщики, чай будет наконец? — на кухню заглянул Норинский и, видя, что все уже на подносе, подхватил его и поволок в комнату. — Пошли-пошли, а то мы там, значит, от жажды изнываем, а вы тут, значит, шепчетесь.

Валерия сломала в пепельнице сигарету и, вздохнув, поплелась за Норинским. Гордееву показалось, что она еще что-то хотела ему сказать. Не решилась? Или времени не хватило?

Вкуса чая за вкусом рома не чувствовалось совершенно. С таким количеством алкоголя и азербайджанский третий сорт был бы хорош, но Валерия и Станислав хлебали с удовольствием, дружно закуривая двадцатипятиградусный как минимум напиток.

— Мы тут с Евгенией добрались до проблемы: были ли у Богдана враги? — усмехнувшись, заметил Норинский. — И я, как ни пыжился, не смог никого вспомнить. А ты, Лера? Приходит чего-нибудь в голову?

— Враги? — непонимающе переспросила Гончарова. — Нет, мне кажется. Но какая разница? Вы что же думаете, что его самоубийство мог кто-то подстроить? Или что его вообще убили? А как же следствие? Нет. — Она решительно замотала головой так, что волосы рассыпались по груди и плечам, накрыв чашку. Норинский бросился помогать, собрал волосы сзади в пучок, закрутил большим узлом на затылке:

— Нормально?

Она кивнула, брезгливо отставила чашку и больше к ней не притронулась.

— Врагов у Богдана не было. Соперники были. В шахматах, конечно. Тот же Мельник. Богдан проиграл ему в Дубае полгода назад. И Осетров… ну, не знаю, Климук, Бэй, Бойков… Но их же нельзя назвать врагами, и вообще, это каким же надо быть психом, чтобы убивать из-за каких-то шахмат?!

— Я так понимаю, что весь этот ваш сыр-бор связан с тем, что Богдан не оставил предсмертной записки. Если бы он написал и объяснил, зачем это делает, то и вопросов бы никаких не было, так? — спросил Станислав. — А это, я вас уверяю, нормально. Богдан, само собой, был человеком организованным, но формалистом он не был и голову всякими там завещаниями и предсмертными записками себе не забивал. Или в шахматной федерации начинается какая-то грызня, на кого-то это хотят повесить?

— Нет никакой грызни, — с максимальной убежденностью возразила Брусникина. — Но есть два немотивированных самоубийства двух примерно одновозрастных гроссмейстеров, которые тренировались и выступали в соревнованиях по схожим программам и графикам…

— Юрий, — перебила ее Гончарова, видимо, пропустившая мимо ушей последние минут пять разговора, — а почему вы спросили меня о нечестной игре компьютера? Все у меня спрашивают про компьютер.

— Кто — все? — уточнил Гордеев.

— Все! Стас, расскажи им, там же все как будто было нормально?

— Все было путем, — недовольно отозвался Норинский. И, предваряя естественный вопрос, откуда такая уверенность, пояснил: — Я исполнительный директор приличной инвестиционной компании и фактически с моей подачи наша фирма вложила кое-какие деньги в этот проект. — И, разом пресекая новые вопросы, отрезал: — Только не надо искать какую-то мутную связь между этими деньгами и гибелью Богдана! Богдан рассказал мне об этом чуть больше года назад, когда еще и не подозревал, что будет сам играть против этого компьютера. Сказал, что задумка там сильная и, может, есть смысл поучаствовать в финансировании. Понятное дело, мы все проверили, прикинули, посчитали, мы как раз специализируемся больше на вложениях в высокие технологии, и решили, что вполне перспективный проект. И он бы начал приносит дивиденды, если бы… Короче, не только семья Богдана осталась без призовых, я тоже в какой-то степени пострадал. Все пострадали. Когда оргкомитет уговорил Мельника продолжить матч, ему фактически обломилась большая часть призового фонда, причем размер выплаты уже не зависел от результата. Но точно зависел от того, будет ли матч закончен. А теперь и эти деньги зависли. Еще какие-нибудь вопросы есть?

— Нет, спасибо, что согласились поговорить. — Брусникина поднялась с дивана.

Норинский пошел проводить их до двери.