Читать книгу "Через не хочу - Елена Колина"

Капитан просил ее не стесняться своего тела, говорил, что ее тело такого теплого тона, встречается только на картинах старых мастеров. Она лежала на кровати голая, в одном шарфике, он провел рукой по ее телу, от шарфа и вниз, до сомкнутых ног. «Сними шарф, я люблю всю тебя, и твой шрам тоже». Она мотала головой — ни за что, ты испугаешься, но он нежно снял шарф и поцеловал шрам, а потом поцеловал ее всю. В деревне, куда они однажды ездили с отцом, Алена видела, как бабушка из сливок венчиком сбивала масло в большой деревянной плошке и затем отошла куда-то, оставив плошку на подоконнике. При воспоминании об этих поцелуях она почувствовала себя тающей на солнечном подоконнике массой… а от силы эротических импульсов ее даже затошнило.

Алена летела по Невскому мимо Гостиного Двора, Катькиного сада, Дворца пионеров, по Аничкову мосту — счастливая, как нимфа, весь день плескавшаяся в фонтане, а вовсе не проводившая экскурсию на «Авроре», где нимфу когда-то принимали в пионеры. Смотрела на мир прозрачными голубыми глазами рассеянно и нежно, ласкала взглядом весь мир, будто своего Капитана, из всего мира она одного видела сейчас Капитана, и каждый сантиметр его груди стал для нее важнее, чем… чем все на свете. Она бежала и думала: эти мужчины и женщины, что шли ей навстречу, были вокруг нее, они — любили!.. Она даже подумывала, не крикнуть ли ей на весь Невский: «Люди, теперь я с вами! Любить прекрасно! Я люблю!» Алена считала себя «уже женщиной», даже не поняв, что в прямом, физиологическом смысле девственность она так и не потеряла.

…И словно орнамент, окаймляющий рисунок от края до края, завершил этот день скандал, симметричный утреннему скандалу, — опять юбка.

— …Моя дочь ходит как проститутка!..

Алена сбросила куртку, сняла шарфик, Андрей Петрович наткнулся взглядом на ее шею, помрачнел. Он закричал: «Юбка блядская, колготки блядские!», поймал взгляд Ольги Алексеевны, в котором читался упрек: «Опять плохие слова, опять орешь на ребенка». Но ведь как объяснить — как только он видел рубцы на шее Алены, в нем поднимались невыносимая жалость и боль, от этой боли он начинал кричать еще громче.

— Я сказал, ты в этой юбке из дома не выйдешь?.. Сказал?..

— Это не та юбка, та была красная, а эта черная… — уточнила Алена. — Это вообще Танина юбка, я у Тани утром взяла юбку и забыла обратно переодеться… А колготки у меня просто порвались, это Танины колготки… — И привычно заныла: — Ну что ты, ну пу-усик…

И тут произошло немыслимое. Смирнов развернулся, ушел на кухню, вернулся к Алене, двигаясь как-то странно, боком. Держа правую руку за спиной, подошел к Алене, занес свободную руку над ее головой — Алена наклонилась, чтобы он ее, ладно уж, погладил, — сгреб влажные от бега золотые кудри в кулак и отхватил ножницами сколько смог. Но даже в бешенстве, не помня себя, он не смог причинить ей боль, держал несильно и бормотал по-сказочному звучащую приговорку: «Дома сиди, никуда не ходи». Получилось: длинные кудри волнами, и одна прядь отрезана до уха — совершенно авангардистская картинка.

…К ночи у Алены была короткая стрижка.

— Сколько у тебя волос, как у Мальвины, я уже устала тебя стричь, — ворчала Нина, стоя позади обмотанной простыней Алены. На полу валялись золотые пряди.

— Он думает, я его прощу. А я никогда его не прощу… — громко и четко сказала Алена из-под простыни.

Декабрь

ДНЕВНИК ТАНИ

6 декабря

У Алены сейчас только два чувства — любовь и ненависть. Она говорит только о том, как любит своего Капитана и как ненавидит отца.

Это наш разговор о любви.

— Он красивый, тип Штирлица, то есть Тихонова, такой благородный, с печальными глазами! Конечно, моложе Штирлица, лет тридцати… Он поцеловал меня туда…

— Что ты как дурочка — туда, сюда, там, здесь!..

— А как еще я могу говорить, если для этого нет нормальных слов?.. Пожалуйста, я буду называть все своими именами… Он поцеловал меня…

— Не смей говорить гадости!..

— Хорошо, я буду показывать. Жесты тебя устроят? Он поцеловал меня…

— А ты что?..

— А ты что?.. А он что?.. — передразнила Алена. — …Он сказал: «Раскройся, дай мне тобой полюбоваться… чтобы я увидел твою розочку…» Я закрыла глаза и долго-долго не открывала, как будто уплыла… А когда открыла, он сказал: «Твоя розочка — это самое красивое, что я видел».

— Разве не у всех одинаково?

Алена посмотрела на меня, как воспитательница детского сада на ребенка, который опять писает мимо горшка.

— Нет, у меня очень красиво, — гордо сказала Алена. — У нас было как в «Эммануэль». Ты помнишь, про что кино?..

Мы смотрели «Эммануэль» у Виталика. Раздельно, как будто в баню ходили, девочки в женский день, мальчики в мужской.

— А если он сутенер?..

— А если он людоед?..

— Ты не слишком храбрая?

— А ты не слишком трусливая?.. Если ты будешь бояться нормальных взрослых людей, тебе придется на первом курсе переспать с однокурсником… Капитан сказал, что нет ничего более отвратительного, чем юношеский секс, оба думают только о том, получится или нет.

За несколько дней, проведенных с Капитаном, Алена много чего узнала!

Капитан сказал, что презервативы используют только мужчины, которые спят с дешевыми уличными шлюхами. А все нормальные люди делают это без презервативов. Алена выбросила из своей сумки презервативы.

Мы знаем о венерических болезнях из «Ямы» Куприна. Есть страшная болезнь — сифилис и не очень страшная — гонорея. А что еще бывает? Кажется, больше ничего нет.

— Ну, не знаю. Он ведь вообще-то «первый встречный». А вдруг…

— Я его люблю.

— Ты полюбила человека за два дня? А что, если он хочет сделать из тебя валютную проститутку?

Алена выставила вперед подбородок. Если она выпятила подбородок, с ней лучше не спорить.

— Он рассказал мне, как становятся валютными проститутками.

Капитан сказал, что это девочки-студентки из нормальных семей. Некоторые с самого начала этого и хотели. Как в анекдоте про валютных проституток. «Как случилось, что вы, дочь профессора, стали валютной проституткой?» — «Просто повезло».

Других на чем-то поймали и шантажировали. Заставили сделать это один раз.

После одного раза девушка уже так повязана, что ей никогда не вырваться, она уже и проститутка, и стукачка. Но она уже не хочет одеваться в обычную одежду, курить не «Мальборо», а «Космос». Не хочет поступать в институт, чтобы пять лет учиться и потом работать за сто двадцать рублей в месяц.

— Меня на этом не поймать. Во-первых, я уже эти схемы знаю. Во-вторых, у меня папа. Я бы справилась с ними в два счета. Пришла бы к отцу и сказала, что меня шантажирует КГБ, и им бы еще попало. Кстати о папе…