Читать книгу "Женские лица советской разведки. 1917—1941 гг. - Михаил Михайлович Сухоруков"

освобожден»[139]. Судя по этому фрагменту о чекистском прошлом известной партийной работницы Стасовой, рассказанному ей самой, можно было бы сделать вывод о том, что всё обстояло тихо и благополучно. Как известно, обстановка в бывшей столице Российской империи была не только сложной, но и взрывоопасной. Активно действовали подпольные антисоветские организации, среди которых было немало бывших офицеров.

Немало противников большевиков оказалось и среди интеллигенции и бывших чиновников. Они не только сочувствовали контрреволюционерам, но и всячески содействовали их антисоветской деятельности. И тем не менее Стасова, как она позже писала в своих воспоминаниях, старалась избегать излишнего кровопролития. На этой почве у неё случился конфликт с всесильным петроградским руководителем Г.Е. Зиновьевым. «30 августа 1918 г. в 10 часов утра был убит Урицкий, – вспоминала Елена Дмитриевна, – и в 2 часа весь актив Петербургского комитета собрался в «Астории». Зиновьев выступил с речью. Отметив, что контрреволюция подняла голову, что вот уже второе убийство ответственного работника партии (первым был убит Володарский), он заявил, что необходимо принять «соответственные меры». В числе таких мер он предложил разрешить всем рабочим расправляться с интеллигенцией по-своему, прямо на улице. Товарищи в смущении молчали. Тогда я взяла слово и сказала, что, по-моему, предложение Зиновьева вызвано паникой. Слова мои возмутили Зиновьева, он выбежал из комнаты с криком, что всякой грубости есть предел. …Я сказала, что считаю предложение Зиновьева неправильным, так как оно обернется против нас в первую голову. Черносотенцы под видом рабочих перебьют нашу верхушку. В это время Зиновьев, уже в пальто, вернулся и предложил… немедленно ехать с ним на Путиловский завод поднимать рабочих»[140]. В результате многие поддержали предложение Стасовой и убедили Зиновьева не рубить сплеча. В результате «было принято решение о создании троек по районам для выявления бывших офицеров и других контрреволюционных элементов»[141].

Проявления жестокости председателя ПетроЧК Варвары Яковлевой петроградские обыватели видели в том, что она подписывала публиковавшиеся в газетах расстрельные списки контрреволюционеров, заговорщиков и заложников. А нидерландский дипломат Уильям Дж. Аудендайк вообще в своих воспоминаниях утверждал, что чекистка Яковлева отличалась «нечеловеческой жестокостью». Он хорошо знал русский язык, состоял с начала 1917 года на дипломатической работе в голландской миссии в Петербурге ещё во времена Российской империи. В июле того же года он возглавил миссию Голландии в революционной России. В сентябре 1918 года Аудендайк в Москве вёл переговоры о выезде за границу бывшей императрицы и её детей. Его успокоили, что с царской семьёй все обстоит благополучно, в то время как полтора месяца до этой встречи царская семья была расстреляна в Тобольске. К тому же в ноябре того же года Аудендайк во главе своей дипмиссии покинул Советскую Россию, поскольку Нидерланды не признали власть большевиков[142]. Нам не удалось обнаружить какие-либо подтверждения слов голландского дипломата об особой жестокости чекистки В.Н. Яковлевой. И тем не менее мнение о её жестокости довольно часто упоминалось современниками. Например, после возвращения из Петрограда в Москву по личному вызову Ленина она была назначена членом «коллегии Наркомата продовольствия, управделами ВСНХ. Женщина-комиссар руководила допросами, расстрелами и карательными операциями продотрядов, отличалась полным отсутствием какой-либо жалости»[143].

Версия писателя Додина

Есть и другие свидетельства современников о её жестоком и бездушном отношении к людям, которые нуждаются в документальной проверке для установления их достоверности. К числу таких материалов можно отнести детские воспоминания В.З. Додина, который в конце 1920‐х годов сам пережил весь ужас детдомовской жизни. Книгу своих воспоминаний Вениамин Залманович написал в жанре автобиографического романа с названием «Площадь Разгуляй». Журнальная версия этого произведения была опубликована на русском языке в 2005 году в Израиле под тем же названием и с указанием, что это «мемуарное повествование». Здесь и далее мы будем ссылаться на названную журнальную публикацию.

Писатель Додин ушел из жизни в 2014 года, поэтому, к сожалению, уточнить какие-либо факты и детали описанных событий теперь не представляется возможным. Остаётся лишь надежда на то, что кому-то из историков и заинтересованных исследователей повезёт найти архивные материалы, которые могут пролить свет на описанные В.Д. Додиным события.

Перед тем как приступить к нашему историческому расследованию, отметим следующие известные факты. Они помогут читателю разобраться в сложных хитросплетениях событий далёкого прошлого. Как известно, первым народным комиссаром просвещения РСФСР был Анатолий Васильевич Луначарский, занимавший этот пост с октября 1917 по сентябрь 1929 года. В период с 1922 года и, как минимум, до 1928 года В.Н. Яковлева работала в Народном комиссариате просвещения. Занимала должности заведующей Главпрофобром, а затем дослужилась до поста заместителя наркома просвещения[144]. Героиня нашего очерка работала в Наркомпросе вместе с Н.К. Крупской. При этом надо учитывать тот факт, что Надежда Константиновна в период с 1920 по 1929 год возглавляла Главполитпросвет Наркомпроса РСФСР и формально занимала пост ниже, чем Яковлева. В изданной переписке Н.К. Крупской приводится её письмо замнаркому просвещения В.Н. Яковлевой по поводу проекта одной из резолюций для коллегии Наркомпроса. Письмо не имеет ни даты, ни номера, поэтому отнесено согласно содержания к периоду апреля – мая 1928 года. Обращает на себя внимание концовка письма: «Пока. Н. Крупская»[145]. Обычно так к руководству не обращаются. В этом контексте слово «пока» может восприниматься как свидетельство близких товарищеских отношений между отправителем и адресатом, так и форму пренебрежительного отношения. Заметим, что в тексте письма рекомендации по подготовке проекта резолюции даются практически в виде неких указаний. Во всяком случае, такие ассоциации возникают при чтении этого письма Крупской. При этом следует учитывать тот факт, что после назначения вместо Луначарского в сентябре 1929 года наркомом просвещения А.С. Бубнова, занимавшего до этого пост начальника Политуправления РВС и РККА СССР, вдова Ленина получила пост замнаркома просвещения. Скорее всего, она заняла эту должность, прежде занятую Яковлевой. Сама Варвара Николаевна была переведена на другой высокий пост и стала наркомом финансов РСФСР.

Детские дома в те годы относились к ведению Наркомпроса и находились ещё со времён Дзержинского под контролем ОГПУ – НКВД. Особое внимание уделялось детдомам, где содержались дети «врагов народа». В одном из таких детских домов в 1929 году оказался и пятилетний мальчик после ареста родителей, обвинённых в шпионаже. Отец его был учёным-металлургом, а мать – военным хирургом. В детдоме мальчику