Читать книгу "Страсти по опере - Любовь Юрьевна Казарновская"

бы родиться бы шедевр не хуже как минимум, чем «Дон Жуан»…

Любовь Казарновская в роли Маргариты в опере Бойто «Мефистофель»

Но и без Моцарта простой перечень композиторов, увлекшихся сюжетом о Фаусте, очень велик: Шпор, Бузони, Шуман, Берлиоз, Лист, Вагнер… Вагнер написал увертюру, но дальше не продвинулся — увлёкся «Кольцом нибелунга». Легенда о Фаусте — сюжет сам по себе очень оперный, то есть насыщенный драматургически. Однако были и такие — Верди, например, — что восхищались трагедией Гёте, но находили сам сюжет для музыкального театра абсолютно непригодным.

Француз или европеец?

Французские же музыканты шли разными путями. Гектор Берлиоз со своим «Осуждением Фауста» — одним. Флоримон Эрве с опереттой (!) «Маленький Фауст» — совсем другим. В 1858 году в Theatre lyrique состоялась премьера оперы Шарля Гуно с разговорными диалогами, но особого успеха не стяжала. Во второй раз — и фактически заново, с дополненной балетной картиной «Вальпургиева ночь» — она родилась в Grand Opera через одиннадцать лет. Но «рифмоваться» в сознании современников и потомков она стала не со своей предшественницей, а с другой, вроде бы чисто итальянской оперой — «Мефистофелем» Арриго Бойто. Она за год до парижского триумфа «Фауста» торжественно провалилась в «Ла Скала».

Шарль Гуно

Шаляпин-Мефистофель в опере Шарля Гуно

Кто-то из музыковедов очень точно и очень кратко определил разницу между ними, сказав, что Гуно приспособил «Фауста» к музыке, а Бойто — музыку к «Фаусту».

Шарль Франсуа Гуно был явно далёк от попытки создать в музыке что-то более или менее адекватное шедевру Гёте. Дело даже не только в том, что смыслы великого произведения Гёте с очень большим трудом могут быть переданы на других языках — настолько смачен и неповторим язык, на котором трагедия написана. Хотя есть и очень удачные переводы на многие европейские языки, в том числе и на русский.

Шарж на Шарля Гуно

Гуно был не флегматичным, сумрачным и дотошным немцем, а — по крайней мере, в пору создания своей оперы! — куртуазным, немножко ленивым и чуть легкомысленным французом. Это многое объясняет и в его музыке, и в его восприятии сюжета: он взял лишь одну, чисто лирическую линию из первой части трагедии. Француз во многом и его Фауст — пылкий, восторженный, влюблённый.

Ни о каких философских материях он не задумывается — куда там? О чём он сразу просит посланца тьмы? «A moi les plaisirs! Les jeunes maitresses! A moi leurs caresses! A moi leurs desirs! A moi l energie des instincts puissants Et la folle orgie du coeur et des sens!» То есть мне — удовольствий, юных любовниц, их капризов, энергии всесильных инстинктов и безумных оргий сердца и чувств. Какая уж там немецкая философия! Жаль, что этот кусок в русском переводе сильно проигрывает…

Безусловный шедевр, каким является «Фауст», сочетает в себе черты и реализма, и французского маньеризма.

Там есть моменты чисто французские — прикидывающийся джентльменом Мефистофель, безупречно вежливый поначалу Фауст, рыцарственный Валентин, заигрывание Мефистофеля с Мартой и в итоге простодушие в соединении с галантностью и кокетством порождают настоящий французский флёр.

Помните, как Михаил Афанасьевич Булгаков — а «Фауст» наряду с «Аидой» был его любимой оперой! — пишет в «Белой гвардии» о том, что «Фауст, как и Саардамский плотник, совершенно бессмертен». Почему? А потому, что и Фауст, и Маргарита, и Мефистофель под этим чисто французским флёром таят то, что было, есть и будет понятно всей Европе. И не только ей! Европейский, и не только европейский, а общечеловеческий «контекст, общечеловеческое звучание» в «Фаусте» Гуно очень внятны.

Чисто формально, географически «Фауст» привязан к Германии, в частности, к Лейпцигу, к существующему доныне погребку Ауэрбаха, где Мефистофель Гёте поёт о блохе, а Мефистофель Гуно — о золотом тельце.

Марк Антокольский. Мефистофель

Но тот же Мефистофель при всей его формальной «немецкости» — общемировой персонаж. Он, под личиной Воланда, сегодня в Москве, завтра, в образе Риммона (дьявол у сирийцев) — в Дамаске, послезавтра — Койотом в Америке (дьявол у индейцев Северной Америки — до прихода европейцев)… да хоть в Антарктиде! Это не только христианское, а скорее общечеловеческое воплощение темы добродетели и искушения, добра и зла, веры и неверия, спасения души — то, что понятно человеку любой национальности.

Секрет оперы Гуно и в сочетании романтических красок музыки — вспомните густые, насыщенные краски Эжена Делакруа! — с реалистическими. И в том, что в палитре его гармоний уже начинает брезжить музыкальный, если хотите, импрессионизм — будущие краски Моне, Сислея и других. Они слышны и в арии Маргариты с жемчугом, и в песенке Зибеля, и в интонациях Валентина, и в комическом дуэте Марты и Мефистофеля… До появления знаменитой картины «Impression, soleil levant», то есть «Впечатление. Восходящее солнце», остаётся менее трёх лет.

При этом Гуно с изумительной точностью угадал и интонационную характеристику каждого из персонажей. Колючие восходящие интонации — это Мефистофель, «На земле весь род людской…». Нисходящие, мягкие, как струи речного ручья — каватина Фауста. Простая и маленькая песенная тема, написанная в пределах одной октавы, — такие темы часто встречаются и в Германии, и во Франции, и на равнинах, и в горах — это «Баллада о Фульском короле»[24]. А в целом получается такой музыкальный праобраз единой Европы. Общеевропейское звучание, без привязки к французским корням? Почему бы и нет?

Арриго Бойто

Фёдор Иванович Шаляпин в роли Мефистофеля в опере Арриго Бойто

В «Фаусте» — хотя и скрыто — присутствует даже некий намёк на русскую тему: знаменитый марш из третьего акта — это хор возвращающихся из похода донских казаков из незавершённой оперы «Иван Грозный». Потом Гуно подарит это либретто Жоржу Бизе. Тот напишет на него оперу, но её сценическая судьба — как и многих других у него — не сложится… Мистика? Да!

Любовь Казарновская в роли Маргариты в опере Бойто «Мефистофель»

Маргарита и Елена Троянская в «одном флаконе»

Совсем иное у Арриго Бойто — сына итальянского художника и родовитой польской графини. Это был — подобно своему младшему современнику Леонкавалло — фантастически