Читать книгу "Антирусская красная смута - Владимир Михайлович Лавров"

градов и весей, поругание храмов и святынь и всё это потрясающее самоистребление великого народа, которое сделало его ужасом и позором для сего мира.

Где же ты, некогда могучий и державный русский православный народ? Неужели ты совсем изжил свою силу? Как исполин, ты, великодушный и радостный совершал свой великий, указанный тебе свыше путь, благовествуя всем мир, любовь и правду.

И вот, ныне ты лежишь, поверженный в прах, попираемый твоими врагами, сгорающий в пламени греха, страстей и братоубийственной злобы. Неужели ты не возродишься духовно и не восстанешь снова в силе и славе своей?

Неужели Господь навсегда закрыл для тебя источники жизни, погасил твои творческие силы, чтобы посечь тебя, как бесплодную смоковницу?

О, да не будет сего. Одна мысль об этом повергает нас в трепет.

Плачьте же, дорогие братье и чада, оставшиеся верными Церкви и Родине, плачьте о великих грехах вашего Отечества, пока оно не погибло до конца. Плачьте о себе самих и о тех, кто по ожесточению сердца не имеет благодати слёз. Богатые и бедные, учёные и простецы, старцы и юноши, девы и младенцы, соединитесь все вместе, облекитесь, подобно ниневитянам, во вретище и умоляйте милосердие Божие о помиловании и спасении России».21

Не слова, а благодать Плача Русского Иеремии пролилась в Послании всем верным православным чадам пред святым Успенским постом, 8 августа.

Не бывшего Государя с супругой и детьми истреблял председатель совета народных комиссаров Ленин. Истреблял живые символы великой православной России, истреблял саму православную Россию.

Запредельная бесчеловечность потребовалась партии властелинов, чтобы партийностью и классовым подходом подменить совесть, сплотиться преступно пролитой кровью и выиграть разгоравшуюся гражданскую войну.

Ранее наступление 1918 года, а теперь первая годовщина октябрьской социалистической революции «вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды», говорилось в патриаршем Обращении к совнаркому от 7 ноября. «Соблазнив тёмный и невежественный народ возможностью лёгкой и безнаказанной наживы, вы отуманили его совесть, заглушили в нём сознание греха; но какими бы названиями ни прикрывались злодеяния, - убийство, насилие, грабеж всегда останутся тяжкими и вопиющими к небу об отмщении грехами и преступлениями», - писал Патриарх Тихон. «Да, мы переживаем ужасное время вашего владычества, и долго оно не изгладится из души народной, омрачив в ней образ Божий и запечатлев в ней образ зверя».22

Кто и когда говорил правителям и самому русскому народу такую горькую правду!

И вновь, во время разнузданной кампании по вскрытию мощей (вслед за осквернением коммунистами мощей преподобного Саввы Сторожевского) Патриарх не мог не обратиться к председателю совнаркома Ленину. Уже не с обличением и увещеванием, а с заявлением:

«Вскрытие мощей Нас обязывает стать на защиту поругае-мой святыни и отечески вещать народу: должно повиноваться больше Богу, нежели человекам».23

Заявление сделано 2 апреля 1919 года, в разгар наступления войск А.В. Колчака. В случае их победы, Патриарх встречал бы белого адмирала как избавителя от ужасного владычества; продолжил бы плодотворную деятельность Поместный собор.

Однако не по годам постаревший духовный пастырь предпочитал не опережать события. Ещё в 1918 году в ответ на °птимистичные прогнозы бывшего обер-прокурора Синода А.В. Карташева Тихон ответил: «Хорошо! Уж очень всё хорошо! Да только когда всё это будет? Конечно, не теперь!» Позднее в эмиграции Карташев признал: «Как сын народа, Патриарх Тихон тогда уже инстинктивно чувствовал силу и длительность народного увлечения большевизмом, не верил в возможность скорой победы белого движения и не был согласен с нами в политических расчётах».24

Патриарх отказывался даже тайно благословить военных руководителей Белой армии, которая не определилась духовно, не стала русской православной народной армией, продолжательницей национально-освободительного движения гражданина Минина и князя Пожарского в предыдущую русскую смуту. Мужественный Патриарх был готов открыто поддержать подобное движение, повторить подвиг Патриарха Гермогена. Но отсутствовала подобная армия, а в Белом движении продолжился предреволюционный духовно-мировоззренческий разброд образованного общества (от студентов до министров и генералов), разброд, который ранее разжигал из искры пламя и потом предопределял поражение белогвардейцев.

О благословении красной армии, созданной для поддержки октябрьской и мировой социалистической революции и руководимой теми, кто подвергнут анафематствованию, не было и речи.

Отсюда аполитичность или невмешательство, а точнее -вынужденная и в известном смысле лишь внешняя отстранённость Патриарха от схватки как в гражданской войне 1918 -1920 годов, так и в политическом противоборстве 1917-1918 годов. Относительность внешней отстранённости того, кто вышел на духовную брань, прекрасно осознавал Ленин; марксистко-ленинский подход отметал формально-юридические иллюзии. И коммунистический термин «тихоновщина» звучал как синоним «колчаковщины» и «контрреволюции», как смертный приговор.

Православный Патриарх безусловно видел, что в действительно народных и государственных интересах России предпочтительна победа более вменяемых социалистов и демократов в политическом противоборстве и победа Белой армии в гражданской войне. Но Патриарх не верил в полагающихся только на свои силы безбожников (социалистов, демократов и многих белогвардейцев), другая же альтернатива властелинам отсутствовала. Если Патриарх Гермоген принёс себя в жертву, которая пала на благодатную народную почву и возросла плодотворным, религиозно и политически состоятельным движением, то теперь были поколеблены основы.

Открытая поддержка белогвардейцев могла не перевесить чашу весов в пользу последних, но оставить Российскую Православную Церковь без Патриарха в тяжелейшее время. Причём пред Тихоном имелся пример - Россия без Царя...

Отказываясь благословить белых, он одновременно содрогался от красных. «Мы содрогаемся, читая, как Ирод, ища погубить Отроча, погубил тысячи младенцев. Мы содрогаемся, что возможны такие явления, когда при военных действиях один лагерь защищает передние свои ряды заложниками из жён и детей противного лагеря..., - говорилось в Послании от 21 июля 1919 года. - Мы содрогались, - но ведь эти действия шли там, где не знают или не признают Христа, где считают религию опиумом для народа, где христианские идеалы - вредный пережиток, где открыто и цинично возводятся в насущную задачу истребление одного класса другим и междоусобная брань».25

Одновременно для русского Патриарха неприемлема иностранная военная интервенция. Так, 8 октября в Послании православному клиру и мирянам отмечалось, что никакое иноземное вмешательство не спасёт Россию.

В целом, и особенно после поражения колчаковцев, Патриарх пытался вести Церковь по пути гражданской лояльности существующей власти. В том же Послании говорилось: «Указывают на то, что при перемене власти [с красной на белую] служители Церкви иногда приветствуют эту смену колокольным звоном, устроением торжественных богослужений и разных церковных празднеств. Но если это и бывает где-либо, то совершается или по требованию самой новой власти, или по желанию народных масс, а вовсе не по почину служителей