Читать книгу "Темное солнце - Эрик-Эмманюэль Шмитт"

слушается того, кто мне его привел. Меня – нет.

– Можно мне попробовать?

Она кивнула. Я резко крикнул псу:

– Стоять!

Пес тотчас встал.

– Ко мне!

Он послушно подбежал.

– Он слушается только мужчин, – заключила Неферу.

– Ты обращаешься к нему чересчур мягко. И сбиваешь его с толку, произнося слишком много слов. Крикни просто: «Ко мне», «Сидеть», «Стоять».

Она послушалась, и пес подбежал к ней. Это развлекло ее на несколько секунд, потом она зевнула.

– Разговор с собакой не слишком увлекателен. Однако мне казалось, что…

Она прервалась и задумалась, совершенно обо мне позабыв. Я воспользовался случаем, чтобы получше ее разглядеть.

Неферу была почти красива. Ее правильное удлиненное лицо было освещено миндалевидными глазами, под льняным плиссированным платьем угадывалось ладное стройное тело. Но совершенную внешность портила какая-то порывистость и нервозность. Щеки то и дело судорожно подергивались, углы рта тоскливо опускались вниз, а взор глубоко посаженных глаз то застывал, то начинал метаться. Ее юные члены будто что-то сковывало, то была странная усталость, свойственная зрелым женщинам.

– Ты любишь поэзию?

Я лицемерно согласился. Она удивилась:

– Неужели ты умеешь читать? Парфюмерша никогда еще не присылала мне писцов.

– Мой отец меня научил. Он повторял: «Я хочу, чтобы мой сын был человеком, а не безмолвной статуей».

Я повторил слова старика, который на комарином острове обучил меня письму. Она скептически указала на папирус:

– Это тебе.

Я развернул свиток и стал декламировать:

Когда я к ней приникну

И руки ее меня обовьют,

Я будто уношусь в землю Пунт,

Будто напояют меня душистые масла.

Когда я ее целую

В приотворенные уста,

Я без хмельного зелья

Пьянею.

Она меня прервала:

– Ты был в земле Пунт? Которую расхваливают на все лады? В прекраснейшей земле на свете?

– Нет.

– И я нет. Я думаю, что земли Пунт не существует. Ну и что с того, что туда снаряжают солдат и привозят оттуда изделия черного дерева?

Я продолжил чтение: следующие строки располагали к тому, для чего я был зван.

Ах, прислужник,

Поспеши изготовить ложе,

Застели его благоуханными пеленами.

Ах, был бы я черной ее служанкой,

Той, что омывает ей ноги,

Любовался бы жемчугом кожи

Всего ее тела.

Как ловко! Эта изящная поэтическая закуска готовила нас к любовным объятиям. Я свернул папирус, отложил его и направился к балдахину. Неферу взирала на меня недвижно.

Я остановился возле ложа на львиных лапах и пригласил ее подойти. Она смущенно покачала головой и съежилась, не проронив ни слова.

Я уже и не знал ни что делать, ни что говорить. Нависло молчание. Доносившиеся из сада звуки – сверчки, соловьи и плеск фонтанов, – казавшиеся мне до сей минуты далекими, ворвались в покои и оглушили меня. В висках стучала кровь.

– Уходи!

Повернув голову к дверям, она отсылала меня. Не сомневаясь, что провалил миссию, я шагнул вперед, поклонился и направился к выходу.

– Останься!

Интонация изменилась, стала требовательнее. Я развернулся. Неферу двинулась к ложу; рукой поманила меня к себе.

Я облегченно вздохнул: я выполню задание, не вернусь дурак дураком, мне не придется в лавочке признавать свое банкротство. Предстоящее исполнение обязанности даст мне шанс встретить фараона.

Неферу вскарабкалась на постель, встала, покачиваясь, на ноги и велела мне раздеться. Я подчинился.

Она смотрела на меня. Ее взор дышал пугавшим меня холодом и равнодушием, он не был взором женщины, которая желает мужчину; по мере того как я обнажал свой торс, бедра и ягодицы, этот взор превращался в острое стальное лезвие, и оно меня ранило. Я что – уродлив? Так или иначе, я ей не нравлюсь. Сокрушив последний бастион – сдернув прикрывавший мое достоинство лоскут, – я почувствовал себя жалким неудачником.

– Ляжем.

Я лег на спину. Она опустилась на колени, затем с внезапным облегчением легла рядом со мной. Мы вытянулись, и медная решетка тяжело вздохнула. Поняв последний приказ как поощрение, я медленно придвинул руку к ее бедру. Неферу подскочила:

– Не трогай меня.

Потекли нескончаемые мгновения. Затем она встала, задернула полог, защищавший от мошкары, и стала раздеваться. Я обнадежился и решил ободрить ее восторженным взглядом.

– Нет, я запрещаю тебе это делать.

Я отвернулся. По вздоху медной решетки я понял, что Неферу улеглась. Теперь я не решался ни рта открыть, ни шевельнуться. Так мы и лежали бок о бок голышом, уставившись в потолок. Что за чушь! В моем мозгу вертелась тьма вопросов: должен ли я проявить инициативу? Мне заплатили за это; если бы я заранее мог предположить эту ситуацию, мне было бы проще. Интересно, она снова меня отчитает? Рискнем.

Моя рука снова подкралась к ней.

Она с негодованием грубо оттолкнула меня:

– Делай, что велю.

– То есть?

Между нами нависло ледяное молчание. Я был в замешательстве и совсем оробел. После стольких резких окриков и унизительных приказов я чувствовал себя не мужчиной, а мальчонкой, несчастным потерявшимся ребенком, все усердие которого натыкается на суровое осуждение взрослого. Неужели она думала, что после всех этих окриков я смогу проявить себя по-мужски? Меня бил озноб. Я был подавлен и оскоплен ее сухой надменностью.

Меня робко коснулась рука. Она меня умоляла. Я схватил эту руку.

За мои пальцы уцепились маленькие пальчики, птичья лапка. Они не принадлежали той, что оскорбляла меня и одергивала.

– Побудем так, пожалуйста, – прошелестел золотистый голос.

Я подтвердил легким пожатием ладони, и мы замерли. Ее дыхание выровнялось. Она шепнула:

– Нам ведь хорошо, правда?

Я улыбнулся.

Неожиданно мне предложили сыграть роль брата. Неферу требовала близости с мужчиной, но не чувственности. Она обуздала меня, чтобы мы пришли к этому состоянию. Проявив при этом скорее неловкость, чем непоследовательность.

Вскоре она уснула.

Я осторожно приподнялся на локте и смотрел на нее. Лицо ее прояснилось, очертания тела смягчились, я видел другое существо. Она спала, и ее подергивания прекратились; она спала, и ей было восемнадцать лет; она спала и была прекрасна.

А я в ту ночь не уснул, все думал о Неферу. Ей были дарованы все мыслимые блага: прекрасная от природы, богатая и влиятельная по рождению. Почему от нее веет таким нездоровьем? Какое тайное горе ее точит? За эти несколько часов, лежа подле нее, я привязался если не к ней самой, то к ее тайне.

На следующий день она оповестила Фефи, что ценит оказанные мною услуги, и потребовала, чтобы меня освободили от остальных клиенток и безраздельно