Читать книгу "Голова тигра - Александр Андреевич Рябцев"

от нее привез Фердинанд. И снова луч надежды засиял перед ним...

За окном послышались шаги, затем тихий стук в раму и негромкий голос Яна:

— Генрих! Генрих! Вставать пора.

Генрих встал с постели и подошел к окну.

— Спасибо, Янис. Я не сплю.

— А здоровье как?

— Спасибо. Лучше. Я скоро выйду.

Глава 16

— Что у вас случилось? — войдя в кабинет Пешехонова, спросил Виктор Иванович. Но тот не только не слышал вопроса, но даже не заметил вошедшего. Он сидел вполоборота к двери и, крепко прижав к уху трубку телефона и закрыв глаза, напряженно слушал. Прокурор тихо подошел к приставному столу и сел сбоку от Пешехонова.

— Слушаю! Слушаю! Говорите! — время от времени кричал в трубку Пешехонов и еще плотнее прижимал ее к уху. Виктор Иванович внимательно посмотрел на лицо Пешехонова и даже удивился, как изменилось оно за столь короткое время: какой-то сероватый оттенок, мешки под глазами, резко обозначились морщины. Было заметно, как дрожит рука с зажатой в ней трубкой.

«Устал, видно, очень, — заботливо думал он. — Стареем, друг. Хотя до старости еще далеко. Мне пятьдесят, а ты годика на три моложе меня... Все это война, война. Это она прибавила нам годочков, поубавила силы, разукрасила лицо морщинами и побелила головы...»

— Хорошо! Буду ждать звонка! Нет! Нет! Все время буду ждать! Звоните!

Только положив трубку на место, Пешехонов заметил Виктора Ивановича и даже вздрогнул от неожиданности.

— Вот запарился. Даже начальство перестал замечать. Ну, выкладывай, что там стряслось?

Пешехонов энергично потер ладонями лицо.

— Не успели мы арестовать Путну, — устало произнес он.

— Неужели сбежал?

— Нет, по-видимому, убийство, и совершено оно совсем незадолго до того, как мы, не разыскав Путну, вскрыли его квартиру, где и обнаружили его труп. Убийца очень торопился и не успел уничтожить свои следы: отпечатки пальцев оставлены им и на фужере, и на подоконнике.

— И вы подозреваете, конечно, Эглита?

— Да! Пока только его...

С места происшествия Фалина с работником милиции я на своей машине отправил в поселок, где постоянно живет Эглит, для его задержания. Но оказывается, что со вчерашнего дня Эглит находится на товарном складе сплавной конторы — это километров в сорока от поселка. Фалин решил выехать на склад, но испортилась машина. Сейчас ее ремонтируют. Я дал указание Фалину доставить Эглита сюда. Здесь мы сравним отпечатки его пальцев. Если они сойдутся с теми, что оставлены неизвестным в квартире Путны, мы арестуем Эглита.

— Чем отравлен Путна?

— Вскрытие недавно начали. Химический анализ будет сделан позднее. Но Арсений Владимирович высказал предположение, что использована синильная кислота.

«Крепко связывает совместный грех», — опять пришло на память Виктору Ивановичу. Он задал еще несколько вопросов и, уходя, сказал:

— Устал ты здорово, и уйти нельзя. Может быть, ты приляжешь на диван и поспишь пару часов? А у телефона посади дежурного. — Но Пешехонов только отрицательно мотнул головой. — Ну, хорошо. Я сейчас скажу секретарю, чтобы она сварила и принесла тебе крепкий кофе.

— Вот это отлично будет, — согласился Пешехонов, и опять потянулся к телефону...

Он с наслаждением пил уже третью чашку кофе, когда секретарша принесла утреннюю почту. Поверх всяких служебных бумаг лежал нераспечатанный конверт. Пешехонов допил кофе, отнес прибор на угловой столик и взял письмо. «Знакомый почерк», — лишь взглянув на конверт, подумал Пешехонов. Обратного адреса не было. Он разорвал конверт. Письмо было от Граниной.

«Уважаемый Дмитрий Сергеевич! Вчера вернулась домой. В мои планы не входило писать вам немедленно, но дело вот в чем. Дома меня ожидало письмо. И знаете от кого? Даже страшно сказать: от Надюши. Это письмо она написала за несколько дней до своей смерти. Но, написав адрес, не указала нашу республику. И вот письмо, судя по штемпелям, попало в Азербайджан — там тоже есть город Кировабад, — а потом уже к нам. Но не в этом главное. В письме есть непонятные строки. Я чувствую, что за ними что-то скрывается. Может быть, они что-нибудь подскажут вам? Жду с нетерпением окончания дела и весточки от вас. Желаю вам удачи. С уважением Г. Гранина».

Письмо Громовой к Граниной действительно было очень длинным. Она подробно сообщала о своей жизни: о работе, о кинокартинах, о прочитанной книге и т. д. Все это интереса не представляло. Но вот дальше шли подчеркнутые (видимо, Граниной) строки:

«...А на днях произошел ужасный конфуз. Я пришла домой в час дня, а должна была прийти лишь в четыре. Арвид в этот день не работал, так как заступал в вечернюю смену. Но его дома не оказалось. Я только успела переодеться, как услышала его шаги на лестнице. Мне захотелось подурачиться. Недолго думая, я юркнула в наш большой шифоньер и неплотно прикрыла за собою дверь. И ты можешь представить мое положение, когда в комнату вошел Арвид, а с ним его знакомый — Генрих. Я не смогла решить, что делать. Вылезать из шифоньера на глазах у малознакомого человека — глупо, нелепо, смешно; оставаться там неизвестно сколько времени — тоже приятного мало... Все же я решила оставаться там. На мое счастье, Генрих скоро ушел. Оказывается, он принес какой-то радиоприемник. Меня поразил тон его разговора с Арвидом, и поэтому я запомнила его почти дословно:

— Учти, что передатчик мне нужен через три дня. Пропустить сеанс нельзя. Буду ждать тебя ровно в девять вечера.

— Хорошо, Генрих. Сделаю к сроку, — как-то покорно ответил Арвид.

— Смотри, чтобы никто не видел, — уже уходя, сказал Генрих.

— Будь спокоен, — ответил ему Арвид, провожая до дверей.

Когда Арвид, выпустив гостя, вернулся в столовую, я уже стояла у окна и улыбалась, как дурочка. Увидя меня, Арвид почему-то очень растерялся. Он некоторое время смотрел на меня, как на привидение. А мне было очень неудобно видеть это.

Я ему сказала:

— Арвид! Я хотела пошутить. Разыграть тебя. Извини меня за эту глупую шутку.

Лишь после этого Арвид вспылил и стал кричать на меня. Я долго объясняла ему глупость своей шутки и просила не сердиться. Наконец Арвид успокоился и стал рассказывать мне, что Генрих готовится к соревнованию по «охоте на лис». Все время усиленно тренируется. Но не хочет, чтобы заранее кто-нибудь знал об этом, так как он не состоит ни в каком спортивном обществе и думает выступить как