Читать книгу "Тело Папы - Агостино Паравичини - Бальяни"

Иннокентий III на этот счет, кажется, не высказывался. Однако, рассуждая о Петре, он вписывает функцию папского служения в универсалистских категориях, в том числе, пространственных: «Петр главенствует во всем, как в глубину, так и в ширину, ведь он наместник того, кому принадлежат земля, все ее достояние и все ее обитатели»[227]. Во время его понтификата идентификация персоны папы с Римом уже вышла за рамки узкого круга канонистов. Прибыв в 1207 году в Витербо, город в Лацио, принимавший в тот момент курию, аббат Гильом Андрский воскликнул: «Я приехал в Витербо и нашел здесь Рим»[228]. Несколько десятилетий спустя, Лион, где Иннокентий IV в 1245 году проводит собор, становится «местом собрания верующих со всех концов мира», «новым Римом». Так выразился биограф папы Николо из Кальви[229].

Развивая Угуччоне, Синибальдо Фьески (Иннокентий IV) еще более определенно сводит воедино понятие limina с местом пребывания папы: могилы апостолов – «там, где папа», ubi papa est[230]. Никто до него не заходил так далеко. Несколько лет спустя Остиец создаст максиму, которой суждено было большое будущее: «где папа, там Рим», ubi papa, ibi Roma[231]. Еще преподавая в Париже, в «Золотой сумме» (1253), он рассуждал аналогично, анализируя церемонию вручения паллиев, традиционно проходившую в алтаре базилики святого Петра. Кардинал-дьякон или субдьякон Римской церкви брал паллий «с тела святого Петра», то есть из т. н. «ниши паллиев», и возлагал его на могилу апостола. Так вот, эту церемонию, по мнению канониста, уже не обязательно проводить в Риме, но там, где находится в данный момент понтифик. Тому есть два объяснения. Во-первых, «не там папа, где Рим, а наоборот»[232]. Во-вторых, «не место освящает человека, но человек – место»[233]. Эту мысль выдвинул ранее Грациан, доказывая, что святым делает личная святость, а не должность[234]. В аргументации Остийца грациановская концепция трансформируется в идею, согласно которой не Рим как таковой, а персона – святая – папы должна стать пространственным ориентиром всего института папства. Ubi papa, ibi Roma.

Налицо очевидная способность отразить в абстрактных формулах разнообразные пути развития института и реалии жизни курии: постоянную и, в основном, вынужденную мобильность папства во второй половине XII века, одновременное утверждение курии в качестве административного центра вселенской Церкви, усилившееся церковное единство епископов вокруг главы Церкви, неоспоримый универсализм папства. И главное, абстракция зиждется на том, что персона папы полностью впитала в себя Римскую церковь.

Метафора Остийца пригодилась, когда потребовалось объяснить, почему папство осталось в Авиньоне. Согласно Агостино Трионфо (1270–1328), папе «не нужно конкретное место, ведь он наместник Того, чей престол – небо, а земля – подножие ног»[235]. Алваро Пелайо в 1348 году утверждает, что сама христологическая природа папской власти оправдывает временный разрыв связи с Римом: «Церковь – мистическое тело Христа и единство католиков, она не вмещается в стены города… мистическое тело Христа там, где голова, то есть папа»[236].