Читать книгу "А ты попробуй - Уильям Сатклифф"

Не хотел я больше быть в Индии, не хотел быть в Бангалоре, и не хотел даже близко подходить к Сэм или Клер. У меня не было ни малейшего желания на что-то смотреть, что-то покупать или есть. Я хотел домой. К телевизору. К мартини, тостам, друзьям, дивану, футболу, зеленой траве, пабам, морозам и теплому одеялу.

Долго, очень долго я шел, сам не зная, куда. Подсознательно искал место, где можно будет спрятаться от толпы и забыть о том, как далеко отсюда мой дом. Сознание же пережевывало мысль, что до самолета остался еще месяц. Целый месяц.

И вдруг до меня дошло, что настроение мне испортили две самые обыкновенные девчонки, которых я к тому же почти не знал. И что не так уж невозможно встретить их снова, пусть даже я понятия не имею, куда они едут. Они собирались в Кералу, а в Керале все всегда останавливаются в Кочине. Если постараться, можно даже сесть в их поезд. Нет, так нельзя, они слишком явно хотели от меня избавиться. Значит, если у меня есть хоть капля гордости, я должен пробыть в Бангалоре минимум дня два, а когда встречу их в Кочине, сделать вид, что не заметил. И все равно я туда поеду, так и знайте. Упускать ее только потому, что они не хотят со мной знаться – ни за что.

Я нутром чувствовал, что нравлюсь Сэм. И я нутром чувствовал, что этот Бангалор – полное дерьмо. Ох, все можно пережить, даже то, что мне остопиздел до невозможности этот мудацкий континент, и что больше всего на свете я хочу смотреть футбол и жевать тосты с мармеладом, сидя на диване в лондонском пабе и кутаясь в заиндевевшее одеяло.

* * *

Вдруг я споткнулся и, подняв глаза, увидел перед собой ресторан, а над ним вывеску “МакСпид”. Я сунул голову в дверь и разглядел там бургер-бар а-ля 1982 с кривыми пластиковыми стульями, прикрученными к полу вокруг маленьких и тоже пластиковых столиков. Я не видел ничего подобного с... ну да, с 1982-го года, а в Индии вообще не встречал ресторанов, в которых кормят бургерами.

Кажется, Бог глянул наконец вниз, сжалился и решил повкуснее накормить такого потерянного, одинокого, бездомного маленького меня. Я заказал бургер из баранины (говядины у них конечно не было), кока-колу и мороженое на десерт. И меня не волновало, из какой воды делалось это мороженое. Я решил доставить себе удовольствие и есть то, что хочу.

Я уже два месяца не ел мяса, оно было обалденно вкусным, так же как картошка, кока-кола (несмотря на аммиачный привкус), и мороженое. Можно было закрыть глаза и представить себя дома.

Когда я доел три четверти бургера, до меня вдруг дошло, что проехав по этой стране больше двух тысяч миль, я не видел ни одного барана. Во весь рост встал вопрос, из какого животного сделан мой бургер. Как бы то ни было, кажется не из барана, и уж конечно, не из коровы. Точно определить, кем было это красное мясо в прошлом, у меня не получалось.

Свинина? Нет. Вкус точно не свинины.

Козлятина? Возможно. Здесь полно козлов.

Собака? Нет. Только не собака. Пожалуйста. Только не собака.

Отодвинув остатки бургера на край тарелки, я доел картошку и прополоскал рот аммиачной кока-колой.

* * *

По дороге в отель случилась странная вещь. Я шел и думал о том, что же такое я только что съел, как вдруг меня вывернуло до самых кишек.

Я осторожно огляделся, пытаясь понять, какую это вызвало реакцию. Метрах в двух от меня, сидя прямо на тротуаре, мирно медитировал тощий садху со всколоченными седыми волосами. На другой стороне улицы намыленный мужик поливал себя из лоханки водой, а прямо перед ним другой мужик грузил на спины двух своих ослов перевязанные веревкой железяки и ругался с продавцом манго, который не мог из-за него протащить свою тележку.

Кажется, блюющий европеец никого тут не удивил. Никто не заметил и не заинтересовался, не считая собачонки, которая принялась ковыряться лапами в растекшейся у моих ног луже. Я вытер рот рукавом футболки, оставил свой бургер этой каннибальше и двинулся в отель, прикупив по дороге бутылку минеральной воды.

* * *

Вечером, писая перед сном в унитаз, я вдруг основательно перднул и тут же почувствовал в трусах что-то странное. Как-то они потяжелели. За чем последовало ощущение теплого и влажного, медленно ползущего у меня по ноге. Сообразив, что произошло, я изо всех сил сжал сфинктер и выпустил по капле остатки мочи. К тому времени, когда пузырь наконец опустел, дерьмовая струйка добралась уже до колена.

Полуприсев и переваливаясь, я тем не менее мощным спринтом вылетел из туалета и примчался по лестнице к себе в спальню. Раскидав одежду по полу, я ринулся в душ и выскреб там все тело. Затем выбрал из груды самые перепачканные шмотки и прополоскал их под водой. Когда почти все дерьмо смыло в канализацию, я повесил тряпки сушиться, чтобы не стыдно было их завтра сдавать в прачечную.

Ночью я проснулся от того, что у меня в кишках кто-то заводил гоночную машину для “Формулы-1”. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что происходит; в следующую секунду я уже был в сортире, и должен вам сказать, что так я не срал ни разу в жизни.

Не знаю, видели ли вы когда-нибудь, как работает крикетная машина – у нее есть два небольших колеса, расположенных горизонтально и близко друг от друга; они вертятся очень быстро в одну и туже сторону. Крикетный мяч крутится вместе с колесами, потом зажимается между ними и вышвыривается наружу со скоростью сто миль в час. А теперь представьте, что будет, если разогнать эту машину до максимальной скорости и зарядить навозом. Никаким другим способом описать эту мою процедуру сранья я не берусь.

Сразу после того, как успокоился дерьмовый пропеллер, я почувствовал тухлую кислую вонь, поднимающуюся у меня между колен. Не успел мой бедный нос сморщиться от отвращения, как задница разгорелась настоящим огнем. Я не мог долго сидеть без подпорки на корточках, так что пришлось подтираться так, как это делают индусы – поливая из ковшика водой на пылающую плоть моего ануса.

Минут десять я отмывал под краном руки, и, только добравшись до кровати, понял, что живот скручивает от боли. Словно кто-то перепутал его с мокрой тряпкой и решил выжать досуха. Покорчившись некоторое время в койке, я почувствовал новый сигнал и рванул в туалет. Уже в дверях я понял, что если я хочу добраться до желанной фаянсовой дыры, придется становиться ногами в свое же собственное размазанное дерьмо. Времени хватало на то, чтобы передернуться от отвращения, но не на то, чтобы одевать ботинки, и я храбро бросился навстречу этой мерзости, стараясь, правда, ступать по старым следам.

В ту же секунду, как я опустился на корточки, позади раздался звук льющейся воды. Что это? – вяло удивился я, – кто среди ночи выпускает из ванной воду? Потом понял, что я. Моя окаменевшая жопа превратилась в фановую трубу.

Когда поток наконец иссяк, я наклонился вперед и уткнулся лбом в стену. Все еще на карачках я издал несколько тяжелых стонов и попытался определить, закрыт ли мой истерзанный сфинктер. Трудно сказать определенно, но даже если закрыт, толку от него не больше, чем от резиновой пробки, если затыкать ею Гуверовскую Дамбу[31].