Читать книгу "Твой смертный грех - Чингиз Абдуллаев"

Когда все вышли, я остался с ним один на один. На столике рядом лежали какие-то палаческие инструменты, которые наверняка оставили здесь для устрашения. Раздетый Димаров стоял передо мной, и я мог делать с ним все, что захочу. Мог взять нож и вспороть ему живот, мог выколоть ему глаза, мог отрезать гениталии. Он был жалким и несчастным, когда его раздели и привязали к этим кольцам, и походил на замерзшую тушу какого-то животного, которую подвесили для освежевания. Теперь он в моих руках. Глядя на меня полубезумными глазами и отчетливо сознавая, как сильно я его ненавижу, он, тяжело дыша, выдавил из себя:

– Продал меня, сука…

– У меня к тебе только два вопроса, – спокойно заговорил я, не отреагировав на его выпад. – Вопрос первый: кто с тобой был в Уфе?

Он сплюнул на пол. Я подошел к нему ближе и повторил:

– Кто там был?

Он хотел отвернуться, но я резко ударил его в живот. Он согнулся от боли и простонал:

– Зачем тебе это?

– Нужно. Я хочу знать, кто еще там был.

Мне было неприятно на него смотреть. Смесь животного страха, дикой ненависти и откровенного презрения. Но страха – больше. И мы оба понимали, что сильнее всего он боится не меня.

– Это первый вопрос, – наконец выдавил Леонид. – А какой второй?

Он не боялся первого вопроса, он опасался второго. И я думаю, что он уже тогда понимал, какими будут последствия, и не питал никаких иллюзий.

– Сначала ответь на первый, – предложил я ему.

– Ничего я тебе не скажу! – в приступе безумной отчаянной храбрости крикнул Леонид.

Я подошел к столику и взял какие-то щипцы. Потом повернулся и дотронулся ими до его гениталий. Он затрясся всем телом.

– Сейчас я начну их давить, – зловеще проговорил я, – и потом ты уже ничего не сможешь мне рассказать. Итак?

Он тяжело дышал. И вдруг неожиданно сказал:

– Думаешь, что я буду умирать из-за них? Плевал я на них. Это были Леша и Ибрагим, из боевиков Тухвата. Но я думаю, что ты их все равно не найдешь. Как только они услышат, что меня взяли, так сразу и исчезнут из Москвы. Они ребята понимающие.

– Ничего, найдем и этих двоих. Фамилии у них есть?

– Еще я буду помнить фамилии этого быдла, – зло ответил Димаров.

– Тогда второй вопрос. Где деньги?

Он вздрогнул. Собственно, его и привезли сюда ради этого вопроса.

– У меня нет денег!

Я подождал, пока он успокоится, и снова спросил:

– Давай заново. Где деньги?

– Пошел к черту! Я же тебе говорю, что у меня нет денег.

– Это ты взял деньги, – устало сказал я, – поэтому должен их вернуть. Скажи, где они?

– Дурак! – разозлился Димаров. – Если я сознаюсь, что взял деньги, они меня на куски порубят. Ты на самом деле такой придурок или притворяешься? За деньги общака меня будут преследовать в любой колонии, в любой тюрьме. Я не смогу ни спать, ни есть, ни жить. По всей стране пойдет категорический приказ со мной расправиться, и как можно быстрее.

– Где деньги? – в третий раз спросил я, снова дотрагиваясь до него холодными щипцами. Он опять вздрогнул и выругался:

– Иди ты… я тебе все равно ничего не скажу. Ничего не знаю, хоть порежь меня на куски. В Уфе я работал со своими ребятами, это правда, в этом сознаюсь. А больше ничего не знаю…

Я не выдержал и влепил ему звонкую пощечину. Он сразу обмяк, все-таки я бывший боксер. Через какое-то время я начал понемногу остывать. Нельзя так сразу выходить из себя. У меня есть два дня. Если ничего не узнаю, то через два дня нас поменяют местами, и тогда Леонид покажет все, на что он способен. Не сомневаюсь, что в этом случае мне не будет никакой пощады. Поэтому я принес ведро холодной воды и облил ею Леонида. Затем несколько раз хлопнул его по щекам, и он открыл глаза.

– Слушай, Димаров, мое предложение. Ты выдаешь мне место, где спрятал деньги, а я даю слово тебя отпустить. Устраивает такой вариант?

– Тебе не разрешат меня отпустить. – От моего удара у него опухли губы, и он теперь с трудом разговаривал.

– Даю слово, что отпущу. Теперь решай сам. Если я до завтра ничего не узнаю, то сюда приедут другие люди, которые будут из тебя выбивать показания уже другими методами. Давай решай.

– Я тебе не верю, – криво усмехнулся он.

– А какой мне смысл тебя обманывать? Я могу тебя просто пристрелить, а я обещаю, что отпущу тебя, как только найду деньги.

Он задумался. Было понятно, что это его единственный шанс остаться в живых. Никто из бандитов ему такого не предложит.

– Поклянись, – неожиданно попросил он.

– Что?

– Поклянись, – повторил Леонид.

– Как поклясться, чем?

– Памятью своей матери. Поклянись ее памятью, что ты меня отпустишь.

– Сволочь, – сказал я ему, – это же ты ее добивал!

– Нет, не я, – ответил он, – я такими ужасами не занимаюсь. Ты сам видел, что я даже пистолета не достал.

Теперь настал мой черед решать. И я решил…

– Ладно. Клянусь памятью матери, что отпущу тебя, как только привезу сюда деньги. Теперь доволен? Говори, куда ты их спрятал?

Он еще несколько минут молчал, потом наконец признался. Деньги лежали в трех ячейках в камере хранения на Курском вокзале. Один мешок был с долларами, два других – с рублями.

Я поспешил выйти из комнаты. Рядом с домом стояла машина, и мы вместе с Рамазаном и еще двумя охранниками поехали за деньгами, оставив одного парня дежурить рядом с Димаровым. Вернулись часа через три, привезя все три мешка. Когда мы их вытаскивали, я обратил внимание на смущенное выражение лица нашего молодого охранника, которого мы оставили здесь дежурить.

А потом мы вошли в комнату, где нас должен был ждать Леонид Димаров. В тот вечер я поверил не только в Бога, но и в существование дьявола. Никогда в жизни не забуду этого зрелища. Конечно, я должен был понимать, что наш разговор с Димаровым слушают другие люди. Они просто не могли доверить мне такую большую сумму. И как только мы вытащили деньги из ячеек, здесь сразу появились двое штатных «палачей». Я не буду рассказывать, что они сделали с Димаровым, но это была показательная казнь отступника, осмелившегося посягнуть на общак. Иногда по ночам он мне снится. Рамазан сразу убежал во двор, его рвало минут двадцать. А я стоял и смотрел на изуродованное тело Димарова, отчетливо понимая, что был невольным виновником этого чудовищного спектакля. И этот смертный грех тоже лег на меня, ведь это я сдал его преступным авторитетам. Но, с другой стороны, за ним числилось столько загубленных душ. Может, так было более правильно, ведь он сам выбрал свою судьбу, сначала украв деньги своих товарищей, потом подставив Тухвата, а затем вырезав мою семью.