Читать книгу "Только она - Елена Спирина"

Через семь минут мы у клиники. Так же, не дав отцу и шанса, хватаю Викторию и бегу по ступенькам к клинике. Нас уже ждут, отец позвонить успел дяде Валере. Кладу на носилки, и ловлю большие зеленые глаза на бледном лице, заляпанном кровью.

— Береги… ее… — шепчет, дотрагиваясь ладонью до моей щеки.

Викторию увозят в операционную, Ада бежит следом, но, ясен пень, медсестра ее туда не пускает. От переизбытка эмоций и нервного перенапряжения, кроха теряет сознание. Отец успевает ее подхватить, так как стоял рядом. На нас брызги крови, я забираю свою мелкую и… куда пойти то?

— Сань, — к нам подходит дядя Валера, смотрит на Адель в моих руках. — Пойдемте, девочке нужно отдохнуть. Мы поставим ей капельницу, успокоительное. Ей нужно.

Он грустно посмотрел на меня и перевел взгляд на батю.

— Пойдемте, — подошла медсестра и проводила нас в палату. Пока мелкой ставили капельницу и приводили ее в себя, я позвонил Галине и попросил взять из наших комнат сменную одежду. Мне, Аде и отцу.

Через двадцать минут кто-то из охрана привез все. Я не видел в это время отца, но заходил дядя Валера, говорил, что батя тоже на успокоительном. И если мне нужно…

— Нет. Я нормально. Спасибо. — ответил, снимая с себя футболку.

— Бедная девочка, — тихо сказал друг отца и покачал головой.

— Сколько будет идти операция?

— Не меньше четырех часов. Вам повезло, что сегодня мой хирург заглянул к нам. Как раз Саня позвонил. Евгений и согласился прооперировать. Ты не переживай, он один из лучших. Врач от Бога. Насколько позволит сердце Виктории, настолько он и сделает свою работу. Но Дань, ты же понимаешь, что чудес очень мало…

— Дядь Валер, я это принял. Я знаю, что и папа с Адой приняли. Просто все шло хорошо, Вика, казалось, даже поправлялась. Она часто улыбалась, я даже румянец несколько раз видел на ее щеках. И сегодня… крик отца просто выбил нас из жизни. Я боюсь за батю. После смерти мамы он держался только из-за меня. А сейчас. Как я верну его? И Ада. Мама для нее весь мир. Ее вселенная. Крохе только пятнадцать и уже столько… Да ну, твою же мать…

Я психанул. Боялся, переживал, не знал, что и думать, что делать. Не хотел оставлять Адель, но должен зайти к отцу. Дядя Валера отошел, сказал дела, но будет держать нас в курсе. Я решил переодеть мелкую, когда ей сняли капельницу.

Джинсы не были заляпаны, поэтому я переодел только верхний легкий свитерок, под которым, слава Богу, было нижнее белье. Красивая она, очень.

Собрался уже к отцу, как он зашел сам. Во время я на Аду кофту надел.

— Как ты? — спросил я.

— Держусь. Их успокоительные убойная штука. — без эмоций ответил отец. — Как дочь? Приходила в себя?

— Нет, медсестра сказала не раньше, чем через час проснется.

— Хорошо, пусть. — Он тяжело опустился в кресло и закрыл лицо руками, согнувшись. — Мне страшно, Дань.

— Я знаю, бать. Знаю. Мне тоже. Но нужно держаться, ради Вики, ради Ады. Если ты расклеишься, я не справлюсь один.

— Прости меня, столько проблем. Иногда мне кажется, что было бы лучше, если бы мы с Викой не познакомились. Я бы сейчас не терял во второй раз любимую женщину, ты бы не мучился со своими чувствами к Аде. Мы бы не страдали так, как сейчас.

— Не говори так. Я благодарен тебе, что однажды ты привел в наш дом этих двух рыжих девушек. И я знаю, что и Вика тебе благодарна, за все. Ада без нас не сможет. И мы без нее.

— Я люблю тебя, Дань. — подняв голову и посмотрев на меня, сказал отец. Я видел на его щеках слезы. Видел не впервые, вот только ситуации мало чем отличались друг от друга.

Я смотрел на него и пугался каждого мимо проходящего шага за дверью палаты. Я боялся, что сейчас зайдет медсестра и скажет, что Вика умерла. Что не выдержало сердце. Это чувство внутри, когда сжимается каждый орган, каждая поджилка, и ты не находишь себе места.

Я смотрел на кроху. На мою маленькую девочку. Которая лежала на белых простынях, подобно восковой куколке. Я даже не представлял, что будет, когда она придет в себя. Хотелось, чтоб она проспала все то время, что нужно для того, чтоб… боль не прошла, нет. Она не уйдет никогда. Боль от потери самого близкого человека. Просто… просто отошла, на глубину души, чтоб не болело так остро и резко, когда хочется разорвать грудную клетку и вырвать сердце со всеми его потрохами. Но это не возможно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Спустя минут сорок, Адель все же пришла в себя. Тяжело выходила после успокоительных. Открыла глаза и тут же нашла меня взглядом.

— Мама? — прошептала она. Отец дернулся было к ней, но остановился.

— Маленькая, тихо, тихо. — Подошел к ней, взял за руку и почувствовал, как она дрожит, но сжимает в ответ так же сильно. — Сейчас операция идет. Ее оперирует лучший хирург. Успокойся. Нам остается только ждать.

— Хо… хорошо…

Я не знаю, о чем думал батя, стоя к нам спиной и глядя в окно на улицу. На ней сейчас сыпал снег. Крупными такими хлопьями. Он ложился на землю и не таял. Не было видно дальше метров десяти, потому что снег был настолько интенсивный, что от переизбытка белого в глазах бегали звездочки. Но отец, наверное, и не смотрел на снег. Смотрел сквозь него. Возможно, вспоминал, как познакомился со своей женой, возможно, их первое свидание или первый поцелуй. А может, день, когда привез ее к себе домой. Или их свадьбу. А может, тот день, когда узнал, что у нее рак…

Ада смотрела в потолок и почти не моргала. Ее мысли, к сожалению, я тоже не мог прочесть. Но на нем не отражалось ничего. Казалось, она даже и не думает сейчас, просто находится в прострации…

Я же… я же вспомнил слова Вики.

«Береги ее».

Большие испуганные глаза мачехи, так похожие на глаза моей крохи.

Было желание разорвать мир на части, но сделать все возможное, чтоб спасти эту женщину. Почему-то именно сейчас хотелось перевернуть все вверх дном, но что-то делать. Бежать, узнавать, искать… не важно, что… просто хотелось действий.

Я отпустил руку Ады и заходил по палате из стороны в сторону. Девушка удивленно на меня посмотрела. После оглянулся в недоумении и батя.

Я же не мог унять себя. Почему не было предложений по пересадке сердца? У нас же есть деньги. Иногда можно купить даже здоровье. Но не позволить умереть Виктории. Женщине, что когда-то в одночасье бросила мужа-придурка и ушла с дочерью в неизвестность. Женщина, которая пахала, как Папа Карло, зарабатывая деньги, чтоб оплачивать лекарства и походы к психологу своей дочери. Женщина, которая жила ради своего ребенка, а войдя в новую семью, полюбила и меня. Не родного, здорового кабана, больше самой женщины почти в три раза. Она отдавала себя саму всем нам. Она держалась из последних сил ради дочери. Она ставила ультиматумы будущему мужу, беспокоясь о пасынке, о его счастье. Эта женщина не может так просто уйти из жизни, из нашей жизни.