Читать книгу "Влюбленные антиподы - Ольга Горышина"

— Даш, я…

И снова ему не дал договорить официант, поставивший на середину стола, вместо свечки, блюдо. И мы уже ни о чем больше говорить не могли…

— Это все мы должны съесть?

Это Кузьма спросил меня, но вопрос наоборот должна была задать я — он вообще смотрел, что заказывает?

— Даш, там написано — на двоих. И только перечислено, какое будет мясо. Там не проставлены граммы… Или килограммы… Я был уверен, что это просто сэмплы, а не целые куски…

Если бы это были просто куски… Так этих кусков было по несколько штук на все виды мяса — один такой кусок я обычно и ем на ужин: здесь не на двоих, здесь на целую роту колбасок, куриных отбивных, свиных котлет, кусманов говядины… Не забыли еще и про рис с овощами, и жареную картошку на гарнир.

— Если сидеть всю ночь и заказать бочку пива…

— Они в полночь закрываются, — напомнила я на тот случай, если Кузьма говорил серьезно.

Хотя нет, какая тут серьезность?! У него вновь засветились глаза, и я терялась в догадках, отчего именно: от еды, от пива ли, или — желательно — от нежелания продолжать начатый разговор.

— А если бы ты заказал еще и десерт? — поспешила я продолжить тему еды, чтобы Кузьма не вернулся к семейным проблемам.

Да, разве после этого мы с Таськой подруги? Она же ничего не сказала мне про отца с матерью.

— Слушай, я подумываю заказать десерт…

— Издеваешься?

— Совсем нет. Ты что, реально думаешь все это съесть? Или собралась искать собаку, которой скормишь все мясо? Кстати, заметила, что по улицам гуляют только кошки, все собаки сидят по дворам и ни одной бродячей?

— Заметила. Но, может, это в отдельно взятой деревне так?

— Завтра Стон проверим. Так что не нажирайся. Хотя… — он снова улыбался, и я впервые встретила его улыбку с радостью. — Ты завтра столько ступенек пройдешь, что вообще без калорий останешься… Так что ешь, ешь…

Ну я ела — запах же такой обалденный, и шел он… от картошки! Кажется, ничего вкуснее жареной картошечки на свете быть не может. И если мне и хотелось попробовать что-то из мяса, так только колбаски, но Кузьма вдруг принялся перекладывать мне в тарелку аккуратно нарезанные им куски говядины.

— Я больше не буду… — запротестовала я.

— Нет, надо, Федя, надо, — заявил он голосом "Шурика". — Попробуй, она обалденная.

— Верю, но у нас еще салат, который ты вообще непонятно зачем заказал…

— Чтобы никто не ушел голодным. Даш, ну ешь тогда салат. После мяса, — добавил он тут же. — А остальное я попрошу отправить голодным детям Африки посылкой…

— Шутишь?

— Конечно, шучу. Я вообще не привык говорить за ужином о серьезном. Просто…

Он вдруг сделал такую длинную паузу, что я поняла — капец, продолжения не миновать!

— Это единственная возможность говорить с тобой долго. Но я сейчас договорю и больше не буду поднимать эту тему до конца отпуска, договорились?

Я не кивнула, потому что было совсем непонятно, о чем мы можем с ним договориться… И вообще каким местом можно замешать меня в их семейные дрязги.

Глава 28 "Пиво"

— Даш, мне нужно от тебя все твое актерское мастерство…

— У меня его нет, — тут же отрезала я, испугавшись, что мне уготовили не очень приятную роль, каким-то — хотя понятно каким — образом связанную с Кристиной.

— Ты идешь к моей сестре и просишь устроить тебя к отцу на любую должность, но… обязательно в офис.

— Я не буду шпионить! — почти закричала я, перед этим выплюнув на тарелку лист салата, который только что засунула в рот.

— Даш, ты можешь не перебивать?!

У него в руках была вилка с куском мяса — наверное, все же жалость к мясу остановила Кузьму от того, чтобы запустить в меня вилкой. В голосе жалости не было ни на грамм.

— Таська теперь ошивается вечерами в офисе… Я хочу исправить ошибку, которую допустил, забрав от нее мать. Мне нужно… Ты меня вообще слушаешь?

Слушаю? Нет, просто так смотрю на тебя во все глаза!

— Даш, даже если тебе противно перед ней унижаться, сделай это… Ну, для кармы, что ли… Надо, чтобы ты снова подружилась с Таськой. И как-то, уж я не знаю как, вытеснила из ее головы Кристину. Эта девка хуже атомной войны… Ты себе не представляешь, что она творит… И что творит с ней моя сестра.

— Я представляю! — Это само вырвалось. Я не хотела ничего говорить и стушевалась, затараторив: — Ну, ты же сам видел, как они испортили мне день рождения, напившись…

Он улыбнулся, но почти сразу закусил губу, чтобы прекратить улыбаться.

— Даш, если бы они только пили… Они делают вещи пострашнее. Другие хотя бы берут за это деньги…

— Я знаю…

— Знаешь? — Кузьма замер, а потом так шарахнул вилкой по столу, что опрокинул рукой свой недопитый стакан.

Я вскочила первой, хотя пиво потекло в его сторону, да и вообще официант с полотенцем подскочил в считанные доли секунды, но Кузьму уже понесло.

— Знала и молчала? — орал он поверх головы и извинений хорвата. — В твоих глазах это нормально, да? То есть у тебя там ничего не шевельнулось внутри? Подруга детства как бы все-таки…

У меня сейчас повернулось — от незаслуженных обвинений. Я такое вообще не могла себе представить даже от Кристины. Нимфоманки какие-то!

— Я не знала ничего до моего день рождения! — заорала я на его же уровне громкости, даже не подумав, что вокруг нас ужинают люди. — Когда они обе переспали с моим…

Я запнулась, поняв, что сейчас Кузьма подумает не то, ну совсем не то… Но сказать что-то надо. И быстро. Пауза слишком затянулась. И я выдохнула:

— …соседом.

Нет, не поверил… Все понял не так, как это было на самом деле. Поэтому и рухнул обратно на стул и потом секунд десять смотрел мне в лицо, не мигая. А когда я, чувствуя всем телом беснующиеся мурашки, села обратно на ставшую неожиданно жесткой мягкую подушку, сказал:

— Забудь о моем предложении. Забудь… Я, — он зажмурился и зажал в кулаке мокрый край скатерти. — Я не мог такого предположить. Я… Все, Даш, забудь… Я больше ни слова не скажу про сестру. Вот вообще… Можешь мне подзатыльник дать или что похуже сделать, если я вдруг произнесу еще раз ее имя…

Я полностью оцепенела. Ну что я такое сказала, зачем… Обманула не со зла, и теперь он черти что про сестру подумал…

— Кузь, это все не так было…

— Не надо! — он поднял руку, точно успокаивая самого себя. — Тебе тяжело это говорить. Поверь, что мне тоже тяжело это слушать. Знаешь, — он снова повысил голос, чтобы я не сказала больше ни слова. — Я тоже не ангел, согласен. Но мое мудачество никак не оправдывает ни мудачества моего отца, ни блядства моей сестры… И я никогда не стану защищать подобных людей…