Читать книгу "Приключения Тарзана в джунглях - Эдгар Берроуз"

Идти по следу льва было нетрудно, так как тело уносимой им жертвы оставляло за собой легко различимую и полную ее запаха дорожку кровавых брызг. Даже такие тупые существа, как мы с вами, с легкостью могли бы следовать за ним. Для Тарзана же и обезьян Керчака эта тропинка была тем же, что для нас цементированный тротуар.

Тарзан с обезьянами настигали хищника. Он знал это еще раньше, чем услышал впереди сердитое предостерегающее рычанье. Приказав обезьянам следовать своему примеру, он повис на дереве; и, минуту спустя, Нума был окружен кольцом рычащих животных, которые были недоступны для его клыков и когтей, а сами ясно его видели. Хищник припал передними лапами к телу самки. Тарзан мог заметить, что она была уже мертва. Но внутренний голос подсказывал ему, что необходимо все-таки освободить безжизненное тело из когтей врага и наказать Нуму.

Он осыпал насмешками и оскорблениями Нуму и, отрывая сухие ветки, по которым он прыгал, бросал ими во льва. Обезьяны следовали его примеру. Нума зарычал от гнева и досады. Он был голоден, но при таких условиях он не мог есть.

Обезьяны, будучи предоставлены сами себе, без сомнения дали бы льву возможность спокойно наслаждаться пиршеством; разве самка не была уже все равно мертвой? Они не могли вернуть ей жизнь, бросая палками в Нуму, и теперь они сами могли бы спокойно заняться едой; но Тарзан был другого мнения. Он считал, что Нуму необходимо наказать и прогнать прочь. Льву необходимо внушить, что если он даже и убил Мангани, то ему не позволят съесть убитую. Ум человека прозревал будущее, тогда как обезьяны замечали лишь то, что происходило в данную минуту. Они были довольны уже тем, что им удалось сегодня избежать дальнейших нападений Нумы, но Тарзан понимал необходимость и видел возможность обезопасить себя в будущем.

Поэтому он понукал и подзадоривал огромных антропоидов до тех пор, пока Нума не был осыпан, как дождем, целой тучей метательных снарядов. Он мотал головой, увертываясь от ударов и протестовал против них оглушительным ревом; тем не менее он все еще с упрямством цеплялся за свою жертву.

Тарзан скоро заметил, что сучки и ветки, швыряемые в Нуму, не причиняли ему сильной боли; даже в тех случаях, когда попадали ему в голову, они совершенно не ранили его. Поэтому человек-обезьяна стал осматриваться, ища другого, более действенного метательного орудия. Он искал недолго. Видневшиеся неподалеку от Нумы гранитные осколки представляли собой снаряды более пригодные. Заставив обезьян караулить льва, Тарзан соскользнул на землю и собрал полную горсть маленьких камней. Он знал, что видя его самого за этой работой, они скорее поймут его и последуют его примеру, чем если бы он вздумал приказать им достать обломки камня и швырнуть ими в Нуму. Тарзан еще не был достаточно авторитетен для таких приказаний, потому что он еще не был царем обезьян племени Керчака. Это случилось позднее. В настоящее же время он был еще слишком молод, хотя и отвоевал себе место в обществе этих диких зверей, к которым его забросила странная судьба. Угрюмые самцы старшего поколения до сих пор ненавидели его, как ненавидят звери тех, кому они не доверяют, и чей характерный запах представляется для них чуждым. Молодые самцы, бывшие в детстве товарищами его игр, привыкли к запаху Тарзана, как к запаху всех остальных членов племени. В отношении его они были подозрительны не в большей степени, чем в отношении других, известных им обезьян, но все же и они не любили его, как не любили никого из самцов в течение брачного периода; а вражда, возникавшая между самцами в течение этого времени, продолжалась и до наступления следующего периода. В общем, это была угрюмая и воинственно настроенная толпа, и лишь изредка попадались среди них такие индивидуумы, у которых первые семена человечности уже пускали свои ростки. Возвращение к первообразу, без сомнения, есть возвращение к древнему прародителю, который сделал первый шаг от обезьяны к человеку, когда он стал ходить чаще на задних ногах и находил другую работу для своих праздных рук.

Итак, Тарзан теперь вел особую тактику там, где он не мог приказывать. Он давно уже открыл способность обезьян к подражанию и научился извлекать из нее пользу. Набрав в руки обломки выветрившегося гранита, он опять взобрался на дерево и ему было приятно видеть, что обезьяны последовали его примеру.

Во время короткой передышки, пока обезьяны запасались снарядами, Нума принялся за еду; но едва только он расположился с удобством и облизал свою добычу, как острый обломок камня, брошенный умелой рукой человека-обезьяны, попал ему в голову. Он заревел от боли и гнева, но его внезапный рев был заглушен взрывом криков со стороны обезьян, видевших то, что сделал Тарзан. Нума потряс своей массивной головой и гневно взглянул вверх на своих мучителей. В течение получаса они преследовали его, бросая камни и сломанные сучья, и хотя он затащил свою жертву в самый густой кустарник, они все время попадали в него своими метательными снарядами, не давая ему спокойно поесть, и гнали его все дальше и дальше.

Безволосая обезьяна с человеческим запахом была наглее и назойливее всех, так как она имела даже дерзость соскочить на землю и подойти на расстояние всего нескольких саженей к повелителю джунглей, чтобы с большей точностью и силой швырнуть в него несколько острых кусков гранита и тяжелые палки. Не раз бросался на него Нума внезапными, свирепыми прыжками, но гибкому, подвижному мучителю каждый раз удавалось увернуться, и притом с такой наглой легкостью, что лев забыл даже свой острый голод в пожирающей страсти гнева, и на продолжительное время оставил свой обед, чтобы попытаться схватить врага.

Обезьяны и Тарзан преследовали огромное животное до одной прогалины, где Нума, по-видимому, решился сделать последний привал, овладев позицией в центре открытого места в стороне от деревьев. Ему казалось, что здесь он будет недосягаем для своих преследователей. Увы, камни Тарзана и здесь преследовали его с настойчивой и раздражающей непрерывностью.

Как бы то ни было, но человеку-обезьяне было досадно, что в ответ на случайные удары Нума только огрызался и все еще пытался приступить к своему запоздалому обеду.

Тарзан почесал голову, придумывая более действенный способ обидеть льва. Он решил ни за что не дать Нуме возможности воспользоваться плодами его нападения на обезьян. Человеческий ум прозревал будущее, в то время, как косматые обезьяны были охвачены только минутной ненавистью к своему исконному врагу. Тарзан сообщил, что раз Нума так легко добыл себе жертву из племени Керчака, то через короткий промежуток времени он повторит свои нападения, и их существование превратится в длительный кошмар. Нуме следует внушить, что убийство обезьяны влечет за собой немедленное наказание и не приносит никакой пользы и награды. Потребуется, вероятно, немного уроков, чтобы обеспечить обезьянам Керчака их прежнюю безопасность. Это, наверное, старый лев; слабеющие силы и изменившаяся ловкость принудили его гнаться за всякой добычей, которую только можно схватить. Но даже и такой лев может уничтожить племя, или, по крайней мере, сделать его существование настолько непрочным и полным ужаса, что жизнь потеряет всякую привлекательность.

– Пусть он охотится за Гомангани, – подумал Тарзан, – он поймет, что они более легкая добыча. Я докажу свирепому Нуме, что он не может охотиться за Мангани.