Читать книгу "По образу и подобию - Ната Чернышева"

Машина рванула с места с бешеной скоростью.

— Чёрт знает что! — высказалась мама нервно. — Алёна! Как тебе в голову пришло снова путаться с этим несчастьем! Ты что, так и не поняла, что он на самом деле такое?!

— Я не путаюсь, — угрюмо сказала Алёна. — Я его люблю.

Ну, вот, всё сказано. Всё сказано предельно ясно и чётко. И останется только рассказать про контракт и Олега Ольгердовича чуть погодя. Камень с души…

— Что? — не поняла мама. — Что ты несёшь?! Любит она. Выкинь эту дурь из головы, тебе говорю. Любит! Нашла кого.

— Мама! — возмутилась Алёна.

— Пойдём отсюда немедленно! И чтобы ноги твоей здесь больше не было! Ещё раз увижу…

— Мама! — крикнула Алёна, чувствуя, как падает и разбивается сердце.

Мама свела в тонкую ниточку губы: оценила растрёпанный вид, сопоставила кар на двоих и одну на двоих работу на Южном склоне.

— Ты что, — тихим, но страшным по оттенку голосом начала она, — ты что, ты… ты была с ним?! Вы были вместе?! Ты сошла с ума, Элен! Как тебе в голову пришло такое! Нет, я это быстро прекращу, сегодня же вернёмся в Нижний Город…

— Я тебе мужиков не выбирала, мама! — яростно бросила непоправимое Алёна. — Огнева твоего и прочих! Вот и ты мне — не смей!

Мама в гневе шагнула вперёд, занося ладонь для хлёсткой пощёчины. От избытка чувств она не могла даже слов найти, только шипела, как разъярённая кошка. Алёна ушла от удара и на её кулаках возникло багровое, грозно гудящее пламя. Мама отступила на шаг, не веря своим глазам.

— Тихо, — негромко сказала профессор Смехова, вставая между разъярёнными женщинами. — Не в моём доме, пожалуйста.

Нескольких мгновений маме хватило, чтобы взять себя в руки.

— Приношу извинения, госпожа профессор, — ледяным голосом сказала она.

Повернулась и пошла прочь, напряжённо-прямая, несгибаемая, разгневанная. Алёна стряхнула с рук пламя, осознавая, что именно сейчас натворила. Замахнулась на маму. Замахнулась на маму с огнём в кулаках Ужас случившегося накрыл тьмой как лавиной. Захотелось кинуться следом, упасть на колени, просить прощения, но впервые в жизни она чувствовала, что это бесполезно: мама не простит. Не простит никогда. Ни Тима не простит, ни этой вот ссоры. Всё. Конец.

Алёна вдохнула влажный, полынный запах весны, согнулась и зашлась в сухих беззвучных рыданиях. В груди болело, не хотелось жить, и воздуха не хватало.

— Ну-ка, пойдём в дом, дитя, — Смехова обняла её за плечи. — Пойдём… нечего мёрзнуть на ветру… пойдём…

В домовладении Флаконниковых, точно так же, как и в домовладении Огневых и в любом другом подобном домовладении, было много детей всех возрастов. Они носились по своим делам — быстро, шумно, весело. При этом каждый знал и выполнял свои обязанности без попыток свалить работу на другого, это считалось позорным, позора же не хотелось никому. Профессор Смехова увела Алёну на закрытую террасу, здесь, очевидно, было её рабочее место, куда без приглашения или без серьёзной причины никто не заходил.

Алёна долго сидела за столиком, перед остывшей кружкой кофе и тарелкой с печеньем, смотрела в никуда, в голове было пусто. За окном стемнело, вспыхнули фонарики на дорожках. В их свете плясали редкие снежинки — после захода солнца снова похолодало, небо затянуло облаками, пошёл снег, пока слабый и редкий, но к утру снова ожидалась метель. Не буран, но всё же метель.

Профессор работала за своим терминалом, никак не напоминая о своём присутствии. Иногда она отводила взгляд от экрана, смотрела на девочку, качала головой и возвращалась к работе снова. Уютный полумрак истекал теплом и тишиной, лишь где-то далеко, за дверью, в коридоре что-то знакомо такало. Часы. Похоже, в Отрадном любили напольные часы, раз ставили их в каждом доме. А может быть, здесь жил мастер, их создававший, как знать.

— Ну, почему? — спросила Алёна мучительно. — Почему она со мной так?!

— Уверена, твоя мама любит тебя и желает тебе только добра, — откликнулась из- за своего терминала профессор.

— Это не любовь! — возмутилась Алёна, вытирая предательские слёзы, вновь проступившие на глазах. — Это я не знаю что такое, только не любовь!

— У тебя пока нет своих детей, поэтому ты не понимаешь, что такое материнский инстинкт, — терпеливо объяснила Смехова. — Это очень древнее чувство, базовое, без него человечество погибло бы. Твоя мама не желала тебе зла, поверь. Ведь Тимофей — особенный мальчик, его паранорма нестабильна, репутация у него соответствующая. Твоя мама просто хотела тебя защитить, только и всего.

— Она подняла на меня руку! — вспылила Алёна. — При всех! Хороша защита!

— Ты, — веско сказала Смехова, — ударила её при всех.

— Я не била её! — крикнула Алёна, вспыхнуло мельком на сжатых кулаках алое пламя и тут же погасло.

— Словом, — мягко объяснила профессор. — Можно ведь было сказать как-нибудь по-другому. Например: «Прости, мама, но я сейчас останусь здесь. Поговорим позже».

— Вы же понимаете, — выговорила Алёна через время, — что это невозможно было!

— Нет, — качнула головой Смехова. — Не понимаю.

Алёна отвела взгляд. Она терпеть ненавидела нотации с моралью именно за то, что в них, как правило, сидело зерно истины. Такой истины, от которой аж в затылке иной раз свербело — со стыда.

— Ты ешь, ешь, — доброжелательно предложила Смехова, меняя тему. — Печенье с секретом.

Алёна вздохнула. Кусок не лез в горло, если честно, но обижать хозяйку не хотелось. Пришлось взять печенье-с-секретом и надкусить его. Секрет оказался безумно вкусной ягодной начинкой, девочка сама не заметила, как умяла половину тарелки.

За окнами, в свинцово-серых летних сумерках, кружился снег, вспыхивая яркими искрами в жёлтом свете придорожных фонариков.

— Во времена моей юности на этой широте в начале лета снег не выпадал никогда, — задумчиво сказала Смехова, рассеянно прокручивая в пальцах тонкую палочку электронного стилоса. — Но мы, разумеется, уже знали, что климат меняется.

Я помню, с каким недоверием читала в своё время подборку отчётов от группы климатологов, Радко — Радомир, мой брат… — говорил со смехом, что мы не доживём. Сто лет — это нам казалось чем-то запредельным, и в летний снег мы с ним не верили. Не мы одни, кстати. Юг не верит до сих пор. Но Великая Зима придёт и на Юг тоже, её не остановить. Мы не могли остановить ледяной век тогда, в самом его начале, не можем обратить его вспять сейчас. Но мы можем изменить себя. Приспособиться. Выжить.

— А медведя-то зачем… — буркнула Алёна, с дрожью вспоминая сегодняшнее приключение.

— Биоценоз должен быть сбалансированным, — пояснила Смехова. — Это во-первых. Во-вторых, зачем человеку мёртвая ледяная планета? Без животных, птиц, растений? Хищники прекрасно вписываются в систему как естественные регуляторы численности копытных.