Читать книгу "Беги от любви - Симона Элкелес"

Вот бы повернуть время вспять и снова поговорить с Треем о тех таблетках, что он принимал. Надо было мне обо всем рассказать его родителям… или кому-нибудь еще. Но я не рассказала.

Я провожу пальцами по одной из фотографий (мы с Треем на пляже прошлым летом), и тут на стол из-за доски выпадает другой снимок. Я беру его в руки, и меня передергивает. На фото Трей и розоволосая Зара. Она сидит у него на коленях, обняв его за шею, и улыбается в камеру. Трей в камеру не смотрит. Он смотрит на Зару так, будто влюблен в нее без памяти. Когда мы только начинали встречаться, он так смотрел на меня.

Перевернув фото, я читаю надпись на обороте, и по моей спине пробегает холодок. «Навсегда вместе». И нарисованы сердечки. Эти слова Трей говорил мне.

Я собираю в стопку фотографии, где мы вдвоем, но тут выпадает еще одно фото Трея и Зары. Лежа на снегу, они целуются. Я заглядываю за доску и нахожу еще пять фотографий. На всех Трей с Зарой, там есть и их селфи в постели Трея. Совершенно очевидно, что на Заре под одеялом нет одежды.

У меня кружится голова, мысли путаются. В голову приходит тысяча объяснений и причин, но правда тяжело бьет прямо в солнечное сплетение. Трей уже давно изменял мне. Я задыхаюсь от возмущения, дышать трудно. Все, чему я верила, оказалось ложью. Все, что я знала о Трее, оказалось обманом, в том числе и наши отношения. Но я не могу ему это предъявить, потому что его больше нет. Мне хочется орать, и плакать, и требовать ответа. Которого я никогда не получу.

Я в шоке, на меня навалились усталость и грусть. Жизнь несправедлива. Я столько ему отдала, а взамен получила лишь ложь и требование хранить его дурацкие тайны. За это я его ненавижу. Дыши глубже.

Засунув все фотографии в сумочку, я в полу-трансе спускаюсь вниз. Как я могу изображать из себя любящую скорбящую девушку, когда наши отношения оказались ложью?

Из кухни до меня доносится разговор мистера и миссис Мэттьюс.

– Это наверняка ошибка, – шепчет мужу миссис Мэттьюс. – Мой сын не принимал амфетамин. Трей был способный, у него вся жизнь была впереди.

– Так указано в предварительном токсикологическом заключении. Сердце остановилось, и он умер от инфаркта. Клара, у него была передозировка, – отвечает ей отец Трея. – Его организм не был обезвожен, и ни школа, ни Виктор Салазар ни в чем не виноваты. Мне сообщили об этом из полиции. Они закроют расследование, как только получат окончательное заключение патологоанатома.

Миссис Мэттьюс рыдает.

– Я в это не верю, – сквозь слезы говорит она. – Я не поверю, что мой сын был на наркотиках. Никогда не поверю.

Я вхожу в кухню. Мистер и миссис Мэттьюс вдруг замолкают. Потом мистер Мэттьюс, суетясь, провожает нас в машину и увозит в похоронный зал.

Мы приезжаем раньше всех. Мне трудно смотреть на маму Трея. Она вся в черном и рыдает без остановки. От ее всхлипываний у меня по щекам тоже текут слезы. Мистер Мэттьюс держится мужественно. С мрачным выражением лица, поджав губы, он приветствует прибывающих. Его глаза сухи, но я знаю, что это показное. Трей был очень близок с отцом. Папа был его самым преданным фанатом, ходил на все футбольные матчи и на школьных мероприятиях гордо носил футболку «Папа фремонтского повстанца». Он расхваливал Трея всем и каждому, кто готов был слушать.

Такой длинной очереди на кладбище я еще не видела. Кажется, здесь все ученики Фремонта и почти все родители, учителя и работники школы. Меня не удивляют разговоры об отмене бала выпускников и о переносе матча с Фэрфилдом. Смерть Трея коснулась многих, и весь город дрогнул, потеряв одного из своих сыновей.

Кто-то сзади касается моего плеча.

– Привет, – наклонившись ко мне, участливо шепчет Эштин. – Как ты?

Я пожимаю плечами, не переставая думать о лежащих в моей сумочке фотографиях Трея и Зары. И о том, что смерть Трея, скорее всего, наступила из-за передозировки, которую я, возможно, была в состоянии предотвратить.

– Не знаю. – Сейчас я могу ответить только так.

Обернувшись, я вижу, что у меня за спиной стоят Эш, Дерек, Джет и Бри, и это успокаивает, но у меня все равно сосет под ложечкой. Кроме того, сегодня мои кости будто старые и хрупкие. Утром я проснулась с одеревеневшим телом, и это ощущение до сих пор не прошло. Лекарства я приняла, но они, к моему удивлению, боль не притупили.

– Где Вик? – спрашиваю я, размышляя о том, знал ли он все это время о Трее и Заре.

– Он так ни с кем на связь и не вышел, – говорит Джет.

– Говорят, он вступил в банду Latino Blood, – добавляет Бри.

Latino Blood? Нет, не может быть.

Я смотрю на Эштин. На ее лице проступает волнение, но она быстро справляется с собой и чуть улыбается мне.

– Я уверена, что он в порядке. Моника, он не с LB. Это было бы безумием.

Но Вику свойственны безумные поступки. Трей и Вик были как братья. Вик не раз признавался, что, если бы не Трей, он бы давно уже сгинул. Спокойный характер Трея вносил стабильность во взрывоопасную жизнь Вика. Теперь, когда Трея нет, не сорвется ли Вик?

Я чувствую, что впадаю в какой-то транс. Жаль, что Вика нет. Мне так надо поговорить с ним, сказать, что нам обоим сейчас адски тяжело без Трея. Звонить я боюсь. Что я ему скажу?

Когда я поворачиваюсь к гробу, тупая боль в спине становится пульсирующей.

– С глубокой грустью мы сегодня прощаемся с Треем Аароном Мэттьюсом, молодым человеком, который был для ровесников лучшим примером для подражания, – глядя на гроб с телом, говорит священник.

Слушая прощальную речь, я вонзаю ногти в ладони. К моей скорби добавляется сильная злость и чувство вины.

– Трей навсегда останется в сердцах тех, кто его любил, – продолжает священник.

Но я не чувствую Трея в своем сердце. Там пусто. Мне одиноко.

Глава двадцать седьмая

Виктор

– ЭЙ, ПРОСНИСЬ!

Я лег поспать на диване у Айзы. Похоже, из этого ничего не выйдет. Мне приходится приоткрыть глаза. Айза сидит на корточках рядом с диваном, ее лицо в паре сантиметров от моего.

– Я хочу спать, – объясняю я.

– Вик, ты уже неделю спишь. Пришло время вернуться в царство живых.

– Нет уж, благодарю. – Когда спишь, мозг освобождается и черные мысли на время уходят. Я не хочу возвращаться в царство живых, ведь Трея предали земле.

– Вставай, – приказывает она, ущипнув меня за руку.

– Эй! Больно же! – Я отпихиваю Айзу.

– Вот и хорошо, – говорит она. – Так тебе и надо.

Я сажусь, потирая руку. За окном темно.

– Который час?

– Десять вечера. – Она бросает мне серое худи. – Вот, надень. Мне нужно по делам, ты поедешь со мной.

– Я остаюсь.