Читать книгу "Праведный палач - Джоэл Харрингтон"

К счастью, казнь Ганса Фогеля прошла без каких-либо инцидентов, заслуживающих внимания. Тем не менее неумелые обезглавливания часто фигурируют в хрониках раннего Нового времени, в частности в Нюрнберге, несколько раз до и после службы там Франца Шмидта. За свою 45-летнюю карьеру и 187 зарегистрированных казней мечом Майстеру Францу потребовался второй удар только четыре раза (впечатляющий показатель 98-процентной успешности), однако он покорно признает каждую ошибку в своем дневнике с помощью простого комментария о характере казни: «испорченная»[160]. Он также отказывался прибегать к обычным для того времени оправданиям за неумелое обезглавливание: что дьявол якобы поставил перед ним три головы (в таких случаях ему рекомендовалось нацеливаться на среднюю) или что бедный грешник околдовал его каким-то другим образом. Некоторые профессионалы брали с собой кусок разломленного судьей жезла правосудия, чтобы защититься от подобной магии, или покрывали голову жертвы черной тканью для предотвращения сглаза. Хорошо известная сдержанность Франца, к счастью, избавила его и от более приземленных объяснений этих неудач современниками, а именно тем, что палач «искал свое сердце» в этот значимый час на дне бутылки с подозрительным «волшебным напитком»[161]. Самое главное, что его промахи происходили не тогда, когда он был подмастерьем, и даже не в течение первых лет службы в Нюрнберге, а много позже, когда он уже стал уважаемой фигурой и его репутация и личная безопасность были надежно обеспечены.

Другому молодому нюрнбергскому палачу вскоре после отставки Майстера Франца повезло меньше. В 1641 году новичок Валентин Дойзер должен был обезглавить детоубийцу Маргариту Фоглин, «чрезвычайно красивую особу 19 лет». Согласно одной хронике,

«Испорченное» обезглавливание в швейцарском кантоне Граубюнден привело к тому, что толпа забила палача камнями. Зрители всегда бурно реагировали на неудачные казни, но случаи гибели палачей оставались редкими (1575 г.)

…этот бедное дитя было очень больным и слабым, поэтому ее нужно было нести и принести на виселицу или Воронов Камень, и, когда она села на стул, Майстер Валентин стал ходить вокруг нее, как телок вокруг яслей, и меч ударился о дерево и вырвал кусок кожи размером с талер [монету] из ее головы, свалив ее под стул, и, поскольку он не поранил ее тело и она держалась так отважно, [толпа] просила, чтобы ее освободили.

Однако неопытный Дойзер отказался помиловать женщину и та закричала из-под стула:

«О, помоги мне, ради Бога», – часто повторяла она. Затем [помощник палача] схватил ее и откинул на спинку стула, после чего палач нанес второй удар и [на этот раз] разрезал шею за головой, от чего она упала со стула, однако все еще живая снова кричала: «Ох, Боже, помилуй!» После этого палач надрубил и отсек ее голову на земле, и за эту жестокую бойню и позорную казнь [он] был окружен людьми, которые бы забили его камнями до смерти, если бы ему на помощь не пришли присутствующие стрелки и не защитили его от людей, а затем остановили у него кровотечение, которое уже свободно происходило из его головы и ниже, как спереди, так и сзади.

Эти постыдные действия и вызванный ими бунт привели к аресту молодого палача и последующему его увольнению, несмотря на заявления, что он был «ослеплен и околдован» осужденной[162].

Неудачи, провоцирующие насилие толпы и самосуд, ставили под удар основную идею религиозного искупления и власть государства. В некоторых немецких городах палачу разрешалось нанести лишь три удара, после чего его хватала толпа и убивала вместо бедного грешника. Франц признавал постоянную «опасность для своей жизни» в каждой казни, но в силу умения или удачи сам он лишь единожды столкнулся с подобным масштабным нарушением общественного порядка – поркой, которая превратилась в бунт и смертельное забивание камнями, – спустя много лет после того, как он уже стал мастером[163]. Напротив, каждое обезглавливание заканчивалось так же, как и в случае с поджигателем Фогелем, когда Франц поворачивался к судье или его представителю и задавал неизменный вопрос, завершавший юридический ритуал: «Господин судья, хорошо ли я казнил?» «Ты казнил, как того требует суд и закон», – следовал формальный ответ, после которого палач должен был сказать: «За это я благодарю Бога и моего наставника, который обучил меня этому искусству»[164]. Оставаясь в центре помоста, Франц буднично отчищал все от крови и надлежащим образом избавлялся от тела и головы, всегда полностью осознавая, что все еще находится под пристальным вниманием сотен глаз. Как научил своего сына Генрих Шмидт, публичное выступление палача не заканчивалось никогда.

Возможность всей жизни

Переломный момент в ранней карьере Франца наступил 15 января 1577 года, когда ему было почти 23 года. Несмотря на некоторую удачу, умелые маневры его отца сыграли большую роль. Генрих Шмидт с самого начала определил работу палачом в Нюрнберге как выгодную и, возможно, самую престижную в империи, а значит, наиболее перспективную с точки зрения восстановления чести их семьи. В 1563 году, после краткого замещения часто отсутствовавшего Конрада Фишера, Генрих сам подал заявку на эту должность только для того, чтобы быть отвергнутым советниками Нюрнберга[165]. Через шесть месяцев, когда этот пост снова стал вакантным, Шмидту опять отказали, на этот раз в пользу вернувшегося Фишера. Возможно также, что Генрих подавал заявку еще раз, после смерти Фишера в июне 1565 года или через год, когда скончался его преемник Гильг Шмидт. В любом случае в 1566 году заветную должность получил Линхардт Липперт из Ансбаха и продолжал удерживать ее в течение многих лет.