Читать книгу "Большая игра - Александр Горский"

— А может, мы уже пойдем обратно? Зачем нам Пик Любви? Ведь мы же не влюбленные! — одолевали они отца.

— Как это не влюбленные? — не согласился он. — Вы же маму любите?

— Да-а-а! — хором отозвались мальчишки.

— И я люблю. Вот мы с вами вместе заберемся на эту гору и загадаем желание. Какое желание мы загадаем?

— Чтобы мама скорее выздоровела. — Дети были все так же единодушны.

Максим улыбнулся сыновьям.

— Так, значит, мы идем дальше?

— Идем. — Мальчишки вскочили на ноги и бросились наперегонки по тропе, оставив на земле свои рюкзачки.

Максиму ничего не оставалось, как, закинув свой собственный рюкзак на плечи, повесить детские рюкзачки на локоть и так продолжать путь. Дополнительная ноша была хоть и не очень тяжела, но нести ее было неудобно. На его счастье, дети довольно скоро вернулись к нему, и каждый водрузил на спину свою собственную маленькую ношу. Ближе к обеду они наконец добрались до вершины. Последние метров двести они шли среди камней, деревья на такой высоте уже не росли, только изредка из-под валунов торчали редкие кусты багульника, и кое-где желтела вальдштейния.

На самом пике они пробыли недолго. Не успели дети повязать специально прихваченные с собой разноцветные ленточки к огромной ветвистой коряге, непонятно, как и когда оказавшейся на вершине и пестрящей от тысяч привязанных к ней лент, как послышалось веселое многоголосье. С десяток студентов, что-то бурно обсуждая, приближались к ним по тропе. Максу хотелось постоять немного на вершине в тишине и помолчать. Подумать. Но возможности такой уже не было, поэтому, погладив отполированную ветрами и тысячами рук корягу и загадав свое сокровенное желание, все трое спустились немного вниз и, найдя относительно ровную площадку, расположились на пикник.

С удовольствием сняв тяжелый рюкзак, Максим извлек из него три резиновых коврика, клеенчатую скатерть, термос с кофе для себя, пакет с соком для детей, сверток с бутербродами, пластиковую баночку с вареными яйцами, еще одну точно такую же пластиковую баночку, но только уже с овощами. На некоторое время воцарилось молчание, прерываемое лишь довольным причавкиванием и причмокиванием. Допив кофе, Макс достал смартфон и хотел проверить почту, однако на экране не высветилось ни одного деления. Связи не было. Макс сунул бесполезный телефон в карман и посмотрел на детей. Те с удовольствием уплетали бутерброды, даже Никита, в которого запихнуть какую-либо еду, если только это не были сладости, было почти невозможно.

После привала рюкзак стал значительно легче, однако, как ни странно, идти стало тяжелее. Ноги гудели от усталости, а сытый организм настоятельно требовал перерыва «на поспать». Уже у самого подножия горы, когда до базы оставалось не больше километра, ожил смартфон. Услышав веселое попискивание входящих сообщений, Подгорный вновь достал девайс и на ходу стал просматривать сообщения и пропущенные вызовы. В имейлах не было ничего важного, но среди списка пропущенных звонков ему сразу бросилась в глаза строчка: «Доктор Минаев, звонил шесть раз». Максим быстро нажал вызов Минаева, лечащего врача Марины. Противный женский голос уведомил его о том, что теперь сам доктор находится вне зоны действия сети. Макс тихо выругался и зашагал быстрее, догоняя ушедших вперед мальчишек.

Когда Максим, вернувшись на турбазу, смог наконец дозвониться доктору, Минаев лишь сдержанно сообщил ему, что в состоянии его супруги произошли некоторые перемены и Максиму стоило бы приехать. Какие-либо подробности по телефону врач сообщать отказался. Отчаявшись чего-то добиться, Подгорный смог получить лишь один более-менее внятный ответ. На вопрос, в какую сторону произошли перемены, доктор немного помолчал и наконец задумчиво произнес:

— Не хотелось бы опережать события, но возможно, Максим, у нас появилась надежда.

С профессором Подгорный встретился лишь на следующее утро. Вернувшись в город уже поздно вечером, когда приемные часы давно закончились, Макс почти всю ночь изводил себя догадками о состоянии жены, то представляя, как она встретит его счастливая на пороге палаты, то с ужасом воображая человека, к которому вернулось сознание, но не вернулись ни память, ни способность мыслить и воспринимать окружающий мир. Наконец, по полной загрузив себя страхом, сомнениями и ирландским виски, Подгорный задремал, а уже через пару часов наполненного кошмарами беспокойного сна смартфон громогласно завопил голосом Дэна Рейнольдса:

Pain! You made me a, you made me a believer, believer. Pain! You break me down, you build me up, believer, believer…[10]

Да уж, боль может сделать с человеком всякое. Подгорный, несколько раз ткнув пальцем в экран, наконец с трудом заставил Рейнольдса заткнуться. Он просидел несколько минут на кровати, тупо глядя перед собой, наконец собрался с силами и потащился, как был, в одних трусах на кухню ставить чайник. Подойдя к лестнице, Макс вздохнул и, развернувшись, отправился в ванную, а почти через полтора часа он уже дышал отменным ирландским перегаром в лицо профессору Минаеву. Профессор попросил Подгорного присесть и покосился на форточку, однако форточка была уже открыта. Минаев подумал и открыл дверь в коридор. Из коридора потянуло запахом больницы и свежевымытых с хлоркой полов. Макс не выдержал:

— Доктор, вы мне скажете, наконец, она пришла в себя, она в сознании?

— Пришла… ушла… все не так просто, молодой человек, как вы себе это представляете. Скажем так, вчера были зафиксированы некоторые положительные подвижки, даже на какое-то время были симптомы осознанного поведения.

— На какое-то время? А сейчас она что, опять в коме?

— Позвольте мне договорить, Максим Сергеевич, — доктор поморщился, он, как и все врачи, крайне не любил общаться с родственниками пациентов, но сейчас деваться ему было некуда, — эти симптомы были непродолжительны, но во второй половине дня они повторились, и это дает нам надежду, что они повторятся вновь. Но для того, чтобы эти симптомы закрепились, нам крайне необходимо, чтобы рядом с Мариной Александровной был близкий ей человек. Мы с вами про это уже не раз говорили, разум больного пытается вернуться к своему обычному существованию, но он слишком слаб и продолжает спать по инерции, хотя, казалось бы, ничто не мешает ему проснуться. Вы должны протянуть руку и вытащить его из этого сна. Будьте с ней рядом все время, разговаривайте с ней как можно больше, держите ее за руку, ну и самое главное, — Минаев улыбнулся Максиму, — верьте.

Глава 5
Френкель

Восемнадцать недель до Нового года

Френкель нервничал с самого утра. Позавтракал он плохо и теперь был не в настроении. Когда Батор зашел к нему, Френкель лишь взглянул в его сторону и недовольно отвернулся. Батор постоял у входа, вздохнул и тихо вышел. Ему тоже было неспокойно. Привыкший хладнокровно воспринимать как трудности, так и подарки судьбы, к своему удивлению, он чувствовал, что волнуется. Не то чтобы он сомневался в своей способности зажать в кулак и повести за собой огромную страну. После того как он услышал результаты выборов, он был уверен, что может делать с этой безвольной массой людей, которая называла себя гражданами и даже мнила патриотами, все, что угодно. Всегда найдутся те, кто громко и радостно поддержит любое его начинание. Из разных соображений. Кто-то по глупости, кто-то из ненависти к себе подобным, кто-то искренне поверит ему, а многие просто будут пытаться делать карьеру и ужиться с любой властью. На всех их можно будет опереться. И это не считая своих, надежных и преданных ему лично людей. И тем не менее он волновался. Нет, у него не тряслись руки и не путались слова, но он подсознательно чувствовал, что судьба занесла или, вернее, вознесла его слишком высоко. Он забрался туда, где ему самому, возможно, будет не так легко и удобно, как в нынешнем положении. Хотя, кто его знает. В голове неожиданно всплыл облик его приятеля эмира Азиз бен Азила. Мясистый нос, толстые губы, маленькие хитрые глаза. Если уж этот ухитряется и государством править, и жить в свое удовольствие, то кто мне помешает сделать так же?