Читать книгу "Я заберу тебя с собой - Никколо Амманити"

Он завопил, как свинья на бойне. Острая боль растеклась по всему лицу, стиснула горло и впилась в желудок. Он повалился на колени, и его вырвало макаронами «море и горы», десертом и всем остальным.

Они пронеслись рядом, как черные тени, стремительно, а он попытался, черт возьми, он все-таки попытался, блюя, протянуть руку и схватить одного из этих мелких ублюдков, но в руках у него осталось только бесполезное ощущение от прикосновения к джинсам.

Он повалился лицом вниз, в лужу рвоты и осколки стекла.

31

Он слышал, как они бежали, хлопнули дверью и смылись из зала.

Пьетро быстро вылез из матов и тоже помчался в сторону коридора.

Он был почти спасен, когда вдруг огромное окно у самой двери разлетелось на кусочки.

Осколки стекла полетели в стороны и попадали вокруг него, разбиваясь на части.

Пьетро замер, а когда понял, что в него стреляли, обмочился.

Он успел лишь открыть рот, как позвоночник и все прочие члены расслабились, и неожиданное тепло обдало ему пах, бедра и полилось в ботинки.

В меня стреляли.

Осколки стекла, застрявшие в оконной решетке, все еще падали.

Медленно-медленно он обернулся.

На другом конце зала, на полу, он увидел человека, выползавшего из кладовки, опираясь на локти. Все лицо у него было вымазано красным. И он целился в Пьетро из ружья.

— Осдадавись. Осдадавись иди я буду стделять. Жиздью детей клядусь, буду стделять.

Итало.

Он узнал низкий голос сторожа, хотя говорил он необычно. Как будто у него был сильный насморк.

Что с ним случилось?

Пьетро представил, что красное на лице Итало — не краска, а кровь.

— Сдой, мальчик. Де двигайся. Подял? Даже де пытайся.

Пьетро не шевельнулся, только повернул голову.

Дверь была там. В пяти метрах. Ближе, чем в пяти метрах.

«У тебя получится. Один прыжок — и ты снаружи. Беги!» Нельзя, чтобы его поймали, ни в коем случае, он должен бежать любой ценой, даже с риском получить заряд в спину.

Пьетро хотел бы это сделать, но ему казалось, что он не сможет пошевелиться. Он был в этом почти уверен. Словно подошвы его туфель приросли к полу, а ноги размякли, как кисель. Он поглядел вниз — у его ног образовалась лужица мочи.

«Беги!»

Итало с трудом пытался подняться на ноги.

«Беги! Сейчас или никогда!»

И он очутился в коридоре и помчался как сумасшедший, поскользнулся, поднялся и побежал, споткнулся на лестнице, поднялся и побежал к женскому туалету, к свободе.

А сторож орал:

— Беги! Беги! Беги! Я дебя всё давдо уздал… Я дебя всё давдо уздал. А ты как дубал?

32

Кому он мог позвонить, чтобы узнать что-нибудь про Эрику?

Конечно, агенту!

Грациано Билья взял записную книжку и набрал номер агента Эрики, этого козла, из-за которого ей пришлось тащиться на это дурацкое мероприятие. Естественно, его не было, но зато удалось побеседовать с секретаршей.

— Эрика? Да, она у нас была сегодня утром. Прошла пробы и уехала, — сказала она равнодушным голосом.

— А, уехала… — выдохнул Грациано и почувствовал, как в нем разливается блаженство. Пушечное ядро, висевшее в желудке, исчезло.

— Уехала с Мантовани.

— С Мантовани?!

— Точно.

— Мантовани?! Андреа Мантовани?!

— Точно.

— Ведущим?!

— А с каким же еще?

На месте пушечного ядра в желудке появилась банда хулиганов, задавшихся целью порвать в клочья его пищевод.

— А куда они поехали?

— В Риччоне.

— В Риччоне?

— На Большой парад на Пятом канале.

— На Большой парад на Пятом канале?

— Точно.

— Точно?

Он мог всю ночь повторять то, что говорила секретарша, только с вопросительной интонацией.

— Извините, я больше не могу говорить… У меня звонок на другой линии, — сказала секретарша, пытаясь избавиться от него.

— А зачем она поехала на Большой парад на Пятом канале?

— Не имею ни малейшего представления… Извините, но…

— Хорошо, я сейчас положу трубку. Но вы не могли бы дать мне номер мобильного Мантовани?

— Извините, я не имею права. Извините еще раз, я должна ответить на звонок…

— Подождите минуточку, пожа…

Повесила трубку.

Грациано так и сидел с трубкой в руке.

Странно, но первые секунд двадцать он не чувствовал ничего. Только огромную, бесконечную, вселенскую пустоту. А потом у него оглушительно зазвенело в ушах.

33

Остальные испарились.

Он вскочил на велосипед и пулей рванул с места.

Выехал на дорогу.

И помчался к дому через пустой город, сократив путь за церковью, по грязной дороге через поле.

Было мокро. И ничего не видно. Колеса вихляли и скользили в жидкой грязи. «Поезжай потише, а то упадешь». От ветра заледенели мокрые штаны и трусы. Ему казалось, что член втянулся между ног, как черепашья голова в панцирь.

«Быстрее! Уже очень поздно».

Он взглянул на часы.

«Двадцать минут десятого. Господи, как поздно, быстрее! Быстрее! Быстрее!» («Я тебя все равно узнал… все равно узнал. А ты как думал?»)

«Быстрее! Быстрее!»

Не мог он его узнать. Это невозможно. Он был слишком далеко. И тем более без очков.

Он не чувствовал уже ни кончиков пальцев, ни ушей, икры одеревенели, но он даже не собирался сбавлять скорость. Комья грязи летели ему в лицо и пачкали одежду, но он не сбавлял ход.

«Быстрее! Быст… узнал».

Он это просто так сказал, чтобы его напугать. Чтобы остановить его, а потом отвести к директору. Но он не поверил. Он не дурак.

Ветер раздувал куртку. Глаза слезились.

До дома оставалось совсем немного.

34

Грациано Билье казалось, что он попал в какой-то фильм ужасов, в один из тех, где по вине какого-нибудь полтергейста предметы поднимались в воздух и летали кругами.

Только в гостиной не шло кругом ничего, кроме головы Грациано.

— Мантовани… Мантовани… Мантовани… — непрерывно бормотал он, сидя на диване.

Почему?

Не надо об этом думать. Он не мог думать о том, что все это значит. Он, словно альпинист, повис над пропастью.