Читать книгу "Фотограф - Пьер Буль"

Его сожаление тоже было чисто профессиональным. Он злился, что упускает редкие кадры. Инстинкт фотографа, перекрывая все доводы разума, побуждал его наводить аппарат на парочку всякий раз, когда перед его глазами возникали неординарные, имеющие безусловную ценность кадры. Перед такими соблазнами было трудно устоять, и, кстати, он поддался самому первому из них: глава государства и его молодая супруга, застывшие в поцелуе на фоне пустынной бухты! Такой снимок уже сам по себе может обойти весь мир. Непроизвольно подчинившись импульсу, Гор навел на супругов свой фотоаппарат и щелкнул затвором.

Чтобы удержаться от повторения подобных неосторожных поступков, Марсиаль принялся урезонивать себя, апеллируя к здравому смыслу и вспоминая о том, сколько он затратил сил, сколько ему понадобилось терпения, изобретательности, чтобы подготовить создание шедевра, не имеющего себе равных. Думая о творимом им произведении искусства, он сосредоточил всю свою волю, всю силу своего воображения на ярком сиянии того уникального черного бриллианта, которому предстояло затмить своим блеском мерцание всех других дорогих камней, и это видение помогало ему бороться с искушениями, помогало неподвижно сидеть, затаившись в своем укрытии. И хотя риск оказаться обнаруженным при съемке сцен купания был практически равен нулю, нечто вроде долга, долга тяжелого и в то же время священного, обусловленного высшими законами искусства, не позволило фотографу сделать за это время ни единого снимка.

Сердце его лихорадочно забилось, когда Гор увидел, как купальщики вышли из воды и направились к тому самому месту, которое он выбрал для них. Слава Богу! Было еще не слишком поздно. В игре света и теней сильных изменений не произошло. А три скалы в форме орла сияли еще более ярким блеском, чем он ожидал.

Он держал свой фотоаппарат прижатым к лицу. Почему же Вервей медлит? Пьер Маларш уже больше минуты лежал неподвижно. На лбу фотографа выступили капли пота.

Но он тут же успокоился, заметив, как из кустарника, расположенного между двумя гранитными глыбами, высунулся и слегка опустился ствол винтовки, потом несмело дернулся и застыл. Гор взял себя в руки и во всеоружии своего хладнокровия, держа палец на спуске, прильнул глазом к видоискателю.

Возможно, его несколько поспешный жест заставил вздрогнуть палатку и иглы окружавших ее сосен? Или, может, луч солнца отразился от его фотоаппарата, когда он чуть-чуть высунулся наружу? Как бы то ни было, но Маларш вдруг встрепенулся и резко приподнявшись на локте, раздраженно посмотрел в сторону палатки. У него мелькнуло подозрение, что его указания не выполняются.

Благодаря этому движению пуля не попала президенту в голову, а попала в плечо. В момент выстрела Марсиаль Гор сделал первый снимок. Когда он навел аппарат во второй раз, его наметанный глаз сразу же обнаружил, что президент не убит. Пьер Маларш лежал, распростершись на земле, сжимая раненое плечо здоровой рукой. Его лицо не выражало никаких других чувств, кроме крайнего удивления. Не было ничего, похожего на патетическое сияние, о котором мечтал фотограф.

Ветер паники обдал холодом душу Марсиаля: он почувствовал мерзкий запах провала. Но не мог же он бессмысленно терять время, проклиная судьбу. Эрст и его люди, наверное, уже бежали к пляжу. И Гор тоже устремился к жертве, чтобы снять ее с близкого расстояния, согласно намеченному плану, несмотря на то, что в реализации этого плана уже возник сбой.

Пока Марсиаль быстро, насколько мог, продвигался по тщательно изученному им пути, обязанный все время смотреть под ноги, чтобы не наткнуться на какое-нибудь препятствие, он скорее кожей, чем умом, понял, что в бухте происходит сразу несколько важных событий.

Прежде всего, когда он только еще вылезал из палатки, раздался, словно эхо первого выстрела, второй выстрел. Сначала это его не удивило: он ожидал, он надеялся всей душой, что Вервей повторит попытку и исправит свою оплошность. Но ощущение, что звук пришел издалека, вызвало у него беспокойство. Третий выстрел подтвердил его подозрения: стрельба велась с другой позиции. И тут же его ухо уловило шум кустарника и треск веток под ногами, словно кто-то стремительно спасался бегством. Потом какая-то тень пересекла его путь на самом пляже, тень, устремившаяся вдоль моря к дороге. Сам он был вынужден смотреть все время вниз, чтобы не упасть. Наконец, уже подбегая к телу, лежавшему на песке, он заметил, на этот раз четко и ясно, что кто-то выскочил из леса и бросился к раненому.

Мозг Марсиаля Гора работал молниеносно, быстрее, чем двигались его ловкие пальцы, перебиравшие кнопки аппарата, в то время как его взгляд искал новую картину. Ему понадобилось немного времени, чтобы понять, как теперь будет развиваться драма. Всего лишь секунда, в течение которой он готовился к следующему снимку.

Два последних выстрела были сделаны телохранителями, которые, наверное, наблюдали за пляжем с какого-то отдаленного поста. Может быть, они заметили ствол винтовки? Или, скорее всего, они палили в лес наугад. Но звука двух выстрелов оказалось достаточно, чтобы напугать Вервея. Этот карнавальный убийца трусливо пустился наутек. И именно его топот слышался в кустах. «Сволочь! — мелькнуло в голове у Гора. — Я должен был это предвидеть».

Тень, которая пересекла его путь по пляжу, оказалась женой президента. Она тоже убегала, взывая о помощи. Он с презрением подумал, что от таких потаскух ничего иного и ожидать не следует. Ощущения, мысли и даже оценочные суждения с быстротой молнии мелькали в его мозгу в тот момент, когда он с тяжелым сердцем готовился направить свой фотоаппарат на ужасающе неполную картину, напоминавшую ему гротескную карикатуру того яркого образа, который он терпеливо вынашивал в течение нескольких недель.

Но не успел Марсиаль проклясть свою злую судьбу, как все круто изменилось. Надо полагать, где-то на небе, на земле или в преисподней было решено, что Марсиаль Гор подвергнется сегодня необычным испытаниям, и на долю его выпадут такие чередования отчаяния и надежды, которых могут не выдержать даже самые крепкие души.

В тот самый миг, когда все уже казалось потерянным, когда, казалось, само провидение покинуло его, драма неожиданно обрела новое дыхание, обещая еще более яркие впечатления, чем те, которые рисовались фотографу в его самых смелых мечтах.

X

Новым появившимся на сцене персонажем была Ольга, которая, в отличие от Вервея, не струсила и не убежала, но, охваченная страстью, сравнимой лишь с той, что сжигала его самого, как фурия, устремилась к президенту. Эта страсть превращала в ничто страх перед пулями. Не отводя объектива от президента, Марсиаль Гор краем глаза следил за бегом молодой женщины, и сердце его наполнялось надеждой, ибо Ольга держала в руке длинный кинжал.

«Вот это характер, — подумал он. — Я всегда был о ней высокого мнения». Никогда еще он не ощущал столь остро свою близость к ней. Он поддерживал ее в этот момент всеми своими помыслами, всем охватившим его чувством безмерной благодарности. В эту минуту она казалась ему ангелом, сошедшим с небес, чтобы исправить ошибки ничтожества. Он даже успел произнести отчаянную молитву. Лишь бы, лишь бы только она сумела воспользоваться своим оружием! Лишь бы не дрогнула ее рука! Но тут в мозгу Марсиаля всплыла, успокоив его, мысль о том, что Ольга как-никак была дочерью гангстера. Дочь Пьеро Буржуа должна была обладать определенными перешедшими к ней по наследству рефлексами, ну а лицо ее выражало столь яростную решимость, что у Марсиаля рассеялись последние сомнения.