Читать книгу "Сталин - Дмитрий Волкогонов"

Сталин с большой долей недоверия ждал встречи с вождем китайского народа. Хотя он немало говорил и писал раньше о Китае, китайской революции, в сущности, он не знал его истории и культуры, не видел многих особенностей национальной психологии китайского народа, не понимал до конца, что же представляет собой сам Мао Цзэдун. После приезда 16 декабря 1949 года Мао в Москву Сталин имел с ним несколько встреч. Большинство их бесед не протоколировалось, и поэтому для уяснения их сути, содержания и направленности большое значение имеют воспоминания известного советского синолога Н.Т. Федоренко, выступавшего тогда в роли переводчика.

Надо думать, что и для Мао все было необычным; он никогда не бывал за пределами Китая, не участвовал в работе органов Коминтерна, имел слабые контакты с представителями других компартий. Можно даже сказать, что эти люди, несколько раз садившиеся за стол переговоров друг против друга, мыслили по-разному; у них была разная шкала ценностей, они были представителями разных цивилизаций. Это не были «инопланетяне», но были очень разные по своей социальной и культурной природе лидеры. Марксизм их связывал весьма слабо. Мао при случае мог сослаться на колларий из Чунь-цю (классическое произведение Конфуция «Весна и осень»), а Сталин, знавший множество цитат классиков марксизма, теперь предпочитал повторять самого себя. В одном у них было много общего: оба были прагматиками.

Сталин с любопытством и тщательно скрываемым недоверием присматривался к своему собеседнику. А тот, вдруг отойдя от беседы по конкретным злободневным вопросам, вовлекал советского вождя в сказочный, таинственный мир китайских притч. Мао рассказал Сталину одну из них – о том, как «Юй-гун передвинул горы». В древности на севере Китая жил старик по имени Юй-гун («глупый дед») с северных гор. Дорогу от его дома на юг преграждали две большие горы. Юй-гун решил вместе со своими сыновьями срыть эти горы мотыгами. Другой старик, по имени Чжи-соу («мудрый старец»), увидев их, рассмеялся и сказал: «Глупостями занимаетесь: где же вам срыть две такие большие горы!» Юй-гун ответил ему: «Я умру – останутся мои дети, дети умрут – останутся внуки, и так поколения будут сменять друг друга бесконечной чередой. Горы же эти высоки, но уже выше стать не могут; сколько сроем, настолько они и уменьшатся; почему же нам не под силу их срыть?» И Юй-гун, нимало не колеблясь, принялся изо дня в день рыть горы. Это растрогало Бога, и он послал на Землю своих святых, которые и унесли эти горы. Сталин слушал витиеватый китайский фольклор, наполненный глубоким философским смыслом. Сейчас тоже две горы давят тяжестью на китайский народ: гора империалистическая и гора феодальная. Компартия Китая давно решила срыть эти горы. Она тоже «растрогает» бога, который называется китайским народом. Советский вождь согласился с китайским вождем и в унисон с Мао говорил, что вместе мы не только две горы сроем. Как вспоминает Н.Т. Федоренко, беседы были долгими, неторопливыми. Собеседники не спеша пробовали хорошо приготовленные блюда, делали глоток-другой сухого вина и неспешно говорили о делах международных, экономических, идеологических, военных. В ходе таких ночных застолий обсуждались и принципиальные положения готовящегося Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи. Однажды, вспоминает Федоренко, Мао рассказал один случай из истории борьбы с гоминьдановцами. Оказавшись в окружении, бойцы не сдавались, следуя призыву командира: «Не взирать на трудности, не страшиться испытаний, смотреть на смерть как на возвращение». Сталин долго пытался уяснить смысл «возвращения». Мао терпеливо объяснил, что в данном случае иероглиф «возвращение» означает презрение к смерти как форме возвращения к своему первосостоянию, т. е., пожалуй, неисчезновению как материи. Сталин, проницательный собеседник и внимательный слушатель, отметил не только бесстрашие, но и мудрость командира.

Так беседовали два лидера двух гигантских стран. Их встреча была оценена как поистине историческая, знаменующая крупные перемены на глобальной шахматной доске мировой политики. У Сталина медленно отступало предубеждение; он долго не доверял Мао Цзэдуну. Видимо, тогда сказалась имевшаяся информация о Мао: его неприязнь к китайским кадрам, учившимся в Москве, демонстративная безучастность китайского лидера во время критических ситуаций под Москвой и Сталинградом в годы войны и другие подобные факты.

Но постепенно, по мере сближения Китая и СССР, усиления антиамериканской позиции Пекина, его роли в корейской войне, отношение Сталина к китайскому вождю менялось. Думаю, и советский лидер произвел на Мао весьма сложное впечатление. Но одно несомненно: державность, величавое спокойствие, которое хорошо умел демонстрировать Сталин, абсолютная уверенность в себе утвердили в сознании китайского руководителя силу и целеустремленность партии и Советского государства. Подписание Договора 14 февраля 1950 года ослабило опасное воздействие ветров «холодной войны». Кульминация напряженности как раз пришлась на год скрепления узами дружбы двух великих народов. Думаю, преемники Сталина (как и сам Мао) сделали тогда далеко не все возможное, чтобы сохранить те добрые отношения, которые начали складываться в 50-е годы. Одна из этих причин – специфическое, а порой и просто негативное отношение Мао к разоблачению культа личности, XX съезду КПСС, всему, что с ним связано. Крепкое рукопожатие двух гигантов длилось исторически недолго. Слава богу, сейчас лидеры двух стран вновь обменялись рукопожатиями. Хотелось, чтобы оно было постоянным.

Холодные ветры овевали страну не только на Западе, но и на Востоке. Дислокация сразу после войны американских и советских войск в Корее предопределила создание разных политических структур как на севере, так и на юге полуострова. После того как 10 мая 1948 года в Южной Корее состоялись выборы и были созданы законодательные и исполнительные органы, 25 августа того же года прошли выборы и на Севере. Фактически образовалось два государства, искусственно разделившие корейскую нацию надвое. После вывода советских войск из Северной Кореи то же сделали и американцы. Каждая из сторон считала, что большинство населения полуострова поддерживает ее правительство. К сожалению, какие-либо другие советские, китайские и корейские документы, кроме тех, что публиковались тогда в газетах, общественности неизвестны. Но ясно, что конфликт начался из-за стремления каждой из сторон обеспечить свое господство над всей территорией Кореи. Мне удалось установить из ряда косвенных источников, что Сталин очень настороженно относился к обострению ситуации на полуострове. С самого начала он делал все возможное, чтобы избежать прямой конфронтации СССР с США. Мао был настроен в этом вопросе решительнее. Во время нескольких встреч, которые состоялись у Сталина с Мао Цзэдуном в декабре 1949-го и феврале 1950 года, они обсуждали проблемы Корейского полуострова. Но Сталин понимал, что американцы ушли от Потсдамских соглашений по Корее уже так далеко, что какого-то единого государства безболезненно создать не удастся. Он так же подозрительно относился и к американской идее опеки над Кореей, как и к «свободным» выборам. Ведь в Южной Корее, где находились американские войска, проживало значительно больше населения. Линия по 38-й параллели в 1945 году была определена без какого-то политического обоснования, как временная демаркация между американскими и советскими войсками. В последующем, когда она стала государственной границей, выявилась ее географическая несправедливость, ибо она серьезно ущемляла северян.