Читать книгу "Монстролог. Дневники смерти (сборник) - Рик Янси"

– Иным случалось проводить в опиумном притоне и больше. – Он устало опускается в кресло у моей кровати. Вид у него ужасный. Он небрит, щеки ввалились, глаза покраснели от бессонницы, веки посерели, точно подведенные тенями. Он наливает себе чашку давно остывшего чая.

– Как вы меня нашли?

Он пожимает плечами.

– Подумаешь, задачка. Объединенных сил дюжины монстрологов и половины полиции города Нью-Йорка вполне хватило, чтобы ее решить. – Он отхлебнул чая, сверкнув поверх чашки темными глазами. – Теперь моя печаль в другом – потеря Т. Церрехоненсиса и тебя, а также последующие поиски вас обоих, стоили мне всех связей, которые я имел.

– Я не терялся, – сказал я.

– С твоего позволения, я придерживаюсь иной точки зрения. В общем-то, я до сих пор не уверен, что ты нашелся.

– Я ничего не буду вам объяснять.

– Я и не прошу.

– Я вам ничего не должен.

Он кивнул. Я удивился. Он сказал:

– Зато я кое-что тебе задолжал. Извинения. Ты был абсолютно прав, Уилл. Ты не просил меня… – Он запнулся в поисках подходящего слова. Неопределенно взмахнул рукой. – Об этом. Но все-таки ты здесь, и я тоже. Троя сожжена, и тебе надо пробираться домой, – правда, я не совсем уверен, где в этой причудливой метафоре мое место: то ли я мачта, к которой ты привязал себя, или, быть может, верная Пенелопа?

Я отвернулся.

– Вы не Пенелопа.

Он тихо засмеялся.

– Что ж, и на том спасибо. А то я думал, ты скажешь, я Циклоп.

– Кажется, меня сейчас стошнит.

– У тебя ведро рядом с кроватью.

Я закрыл глаза. Тошнота прошла.

– Ваша аналогия неточна, – указал я ему. – У меня нет дома, мне некуда возвращаться.

Он не стал спорить.

– Ты можешь пожить у меня, я всегда рад тебе.

– С чего бы? Я же обуза, помеха. Все шло прекрасно, до той самой секунды, пока не появился я.

– Не стану делать вид, что сам себе завидовал в последние дни. Ха! Если бы мне только пришлось перерыть весь город в поисках отбившейся от стада овцы, так это бы еще ничего. Но нет, надо было похоронить человека, который был мне вместо отца, и заключить мир с представителями преступного мира.

Я посмотрел на него.

– И как? Заключили?

Он поставил чашку на стол и с таким напряжением потер кулаками глаза, что костяшки его пальцев побелели.

– Ну, скажем так, переговоры еще продолжаются.

– Чего они хотят взамен? – спросил я и тут же сам ответил на свой вопрос: – Меня. Моя голова – их условие, верно?

Он с усилием провел по щекам пальцами так, что оттянулись нижние веки.

– Жизнь убийцы их падроне и его телохранителя – вот их цена; но мистер Фолк как сквозь землю провалился.

Я снова отвернулся. Он продолжал:

– Одно нам на руку – безвременная кончина Компетелло пробила в их рядах большую брешь, так что они теперь больше озабочены дележом власти, чем восстановлением справедливости. Это, по крайней мере, даст нам время.

– Для чего?

– Я внес предложение перенести штаб-квартиру нашего Общества в другой город – а лучше на другой континент. В Вену, например. Или в Венецию. – Он задумался. – Я всегда любил этот город.

– Разве в Италии больше нет каморры?

Он развел руками. Какая разница?

Я сказал:

– Мистер Фолк не убивал Франческо Компетелло.

– Это навсегда останется строго между нами, – ответил он.

– Слишком много секретов, – буркнул я.

– Что ты говоришь?

Я кашлянул. Было такое чувство, точно я проглотил горячий уголь; внутри все горело.

– Вы должны были сказать мне тогда. Его племянники были бы сейчас живы, да и он сам тоже.

Его лицо побледнело еще больше, хотя это и казалось невозможным. Он долго смотрел на меня недвижным, лишенным всякого выражения взглядом.

– Думаете, я проболтался бы? – продолжал я. Мной постепенно овладевал гнев. – Кому? Друзей у меня нет. Семьи тоже. Бакалейщику? Или булочнику? Я думал, вы лучше меня знаете. Лили? Ей, да? Вы боялись, что я скажу Лили? Зря. Она мне никто.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. – Он изобразил тонкогубую, болезненную, непревзойденную в своем уортроповском совершенстве вымученную улыбку. – Опиум – приятная штука, я понимаю, но в больших количествах способен порождать галлюцинации и параноидальные страхи.

Я наблюдал за ним, пока он подливал себе холодного чая. Вряд ли хоть один человек на свете обратил бы внимание на то, как у него дрожат пальцы, но я заметил.

– Последний в своем роде, – сказал я. – Стоит больше целой казны иного королевства. Что с ним потом делать? Убить нельзя. Это противоречит вашим принципам. Держать в секрете тоже не получится. К тому же это верный и, может быть, последний шанс прославиться, достичь бессмертия, причем такого, в которое верите вы сами. И вот перед вами встает невозможный выбор: убить его или спрятать где-нибудь, похоронив вместе с ним всякую надежду на известность.

Он покачал головой, бесстрастно глядя мне в лицо.

– Неправильный выбор.

– Вот именно! И вы нашли выход. Вам понадобился сообщник – вернее, двое. Я почти уверен, что это мейстер Абрам помог вам организовать и итальянскую стражу, и ирландских воров. Хотя вряд ли «клиентом» Метерлинка был именно он. Скорее, кто-то еще из монстрологов – например, Акоста-Рохас.

– Рохас? Почему именно он? – спросил Уортроп, не сводя с меня пристального взгляда.

– Он живет там, где водились Т. Церрехоненсисы. Возможно, он и нашел яйцо.

Перекинув одну длинную ногу через другую, он сцепил руки на поднятом колене и чуть запрокинул голову. В этот момент он походил на Компетелло перед самым моим выстрелом.

– Прежде чем я застрелил Франческо, он сказал мне, что сдержал все свои обещания. Это показалось мне странным. О каких обещаниях он говорил?

– Он обещал обеспечивать безопасность экземпляра до начала конгресса, а после помочь нам найти то, что было у нас украдено.

– Я тоже так думал, пока вы не сказали: «Все шло прекрасно до последней секунды, пока ты не вмешался». Но тогдашние события трудно назвать «прекрасными». Все с самого начала пошло наперекосяк. Если, конечно, не предположить, что никакой кражи не было, сокровище никуда не пропадало, а Компетелло пообещал вам искусную подделку, рукотворное доказательство гибели экземпляра с целью убедить все заинтересованные лица в том, что его больше не существует.

Он раскачивался вперед и назад в своем кресле, все его тело двигалось, и только глаза были прикованы к моим.