Читать книгу "Последняя ставка - Тим Пауэрс"

– А-ах… Это ты?

– Она самая, – фыркнула Диана. – Я делаю это лишь потому, что думаю, что он сделал бы так же, если бы ты добрался до него. Ты помнишь, куда он часто водил нас – за бодонатами, по воскресеньям с утра?

– Конечно, конечно. – Это важнее всего, сказал он себе. Ты снова в бою, будь внимателен.

– Я позвоню ему и скажу, что ты хочешь встретиться с ним там завтра в полдень. Я сама раз или два видела его там – это единственное место, где он согласен разговаривать. Идет? А может быть, он и вовсе не явится. И послушай, если… – Она откровенно плакала, и он слышал страх в ее голосе. – Если он придет, а ты связался с дурными друзьями, скажи им, что он не знает, где я живу и как меня найти, ладно? Убеди их в этом, чтобы они поверили, клянусь детьми, это правда.

– Хорошо, я буду там. – Он потер лицо ладонью. – Диана, у тебя есть дети? Ты замужем? Давно?..

– Скотт, это не светская беседа!

– Диана, я тоже люблю тебя. Клянусь, я лучше покончу с собой, чем позволю кому-нибудь воспользоваться мною, чтобы добраться до тебя. – Он хрипло рассмеялся. – Оказалось, что я отлично умею резать себя. Боже мой, дитя, это же твой брат Скотт. Прошу, скажи мне: где тебя искать?

Он слышал, как она снова фыркнула.

– Где бы я ни была, я порхаю в траве.

Фраза ничего не говорила Крейну.

И снова раздался щелчок, и связь оборвалась.

Он осторожно перекатился на живот и поднялся на четвереньки, обливаясь потом, ругаясь сквозь зубы и морщась, когда невольно напрягал разрезанные мышцы ноги.

«Из парадной двери выходить нельзя, – думал он. – Даже за боковой дверью, как считает Арки, вполне могут наблюдать через перекрестие ружейного прицела.

Придется выбираться через окно спальни.

И ползти на четвереньках, самое меньшее, до коридора, чтобы меня не могли увидеть снаружи».

Он знал, что в доме больше никого нет… ни одного человека. И что же это за чертовщина в облике Сьюзен? Она достаточно реальна для того, чтобы ее мог видеть Арки – и даже говорить с нею! – и достаточно материальна, чтобы притащить в гостиную бутылку и стакан.

Кресло перед ним – Сьюзен, настоящая Сьюзен сменила на нем обивку позапрошлым летом. И еще, она переставила покосившийся книжный шкаф в угол, чтобы он стоял прямо, и еще она покрасила полы. Вчера он думал, что, возможно, ее сущность была столь важна для этого дома, что смогла сложиться в осязаемый образ.

Вчера это явление почему-то не казалось ему устрашающим.

Сейчас же его трясло от мысли о том, что он может встретиться с этим созданием в коридоре, и оно, может быть, как и он, будет ползать на карачках.

Он представил себе белое лицо с выпуклыми глазами, белыми, как у древнегреческих статуй. Что оно может сказать? Будет ли его улыбка похожа на незабываемую улыбку Сьюзен?

Он содрогнулся всем телом и сморгнул слезы с глаз. «Сьюзен, Сьюзен, – подумал он, – ну, зачем ты умерла? Зачем бросила меня здесь одного?

Много ли от тебя в этом существе?»

Он пополз к темной арке прохода в коридор. Оззи никогда не учил ни его, ни Диану никаким молитвам, и поэтому он чуть слышно шептал слова религиозного рождественского хорала… пока не поймал себя на том, что бормочет текст песни про Сынка, после чего заткнулся.

В коридоре он встал, опираясь на здоровую ногу. В открытую дверь спальни он видел черный массивный силуэт кровати и за ним серый прямоугольник выбитого окна, и, превозмогая боль, похромал туда.

Дверь шкафа была открыта, и она оказалась там – скорчившаяся на куче одежды, сдернутой с вешалок.

– Бросаешь меня и идешь развлекаться с друзьями, – прошептала она.

Он не стал смотреть на нее.

– Ты… – произнес он и осекся, не в силах заставить себя произнести слово «умерла». Он поставил колено на кровать и пополз к окну. – Ты – не она, – нетвердым голосом проговорил он.

– Я превращаюсь в нее. Скоро я стану ею. – Комната вдруг наполнилась запахом горячего кофе. – Я заполню пустоту.

– Я… мне надо идти, – сказал он, старательно цепляясь за банальность этой фразы.

Он осторожно опустил раненую ногу за окно, потом здоровую, и уцепился за раму. Ночной воздух оказался холодным.

В шкафу что-то негромко, но резко громыхнуло и заскулило – по-видимому, с ней случился какой-то припадок. Он опустился на руках, поставил ноги в сухую траву и захромал через темный двор к дыре в заборе.

Глава 11

Как я убил себя?

Крейн прищурился от блеска утреннего солнца на мостовой несущейся навстречу автострады.

Когда за два часа до рассвета они украдкой, через боковую дверь покидали дом Мавраноса, дождь барабанил по крыше, тарахтел в водосточных трубах и шелестел в кронах деревьев, но после того, как они позавтракали в кофейне на другом конце города и пешком вернулись оттуда на стоянку – Мавранос смачно посасывал зубочистку, – в чистом небе сияло солнце, и лишь холодные на ощупь дверная ручка и стеклоподъемник напомнили Крейну о том, что еще не лето.

Они ехали на грузовичке-универсале, который Мавранос купил с одной из штрафстоянок минувшей осенью – большом, угловатом «Сабурбане» 1972 года с трещиной в лобовом стекле, широченными шинами и выцветшей, ободранной пустынными ветрами краской. Автомобиль, подпрыгивая и скрипя, катился по Ньюпорт-фривей, но Мавранос легко справлялся одной рукой с большим рулевым колесом, а в другой держал банку «курз», завернутую в, как он говорил, маскхалат – вырезанный из пластикового пакета прямоугольный кусок с надписью «Кока-Кола».

Крейн, скорчившись на пассажирском сиденье с высоко поднятыми коленями, потому что опустить ноги на пол не давали разбросанные книги, наборы торцевых ключей и всевозможная ветошь, потягивал из пластикового стаканчика тепловатый кофе и пытался устроиться так, чтобы его поменьше подбрасывало от тряски машины. Мавранос забинтовал ему раненую ногу с мастерством старого бойскаута и заверил Крейна, что рана не загноится, но нога болела, в бедре дергало, а когда Крейн случайно стукнулся бедром о подлокотник кресла, то окружающий мир разом лишился всех своих красок, а Крейну пришлось уставиться в пол и некоторое время глубоко дышать, чтобы не упасть в обморок.

На нем были старые джинсы Мавраноса, подвернутые снизу, как у мальчишки, потому что оказались длинны.

Сейчас, прижавшись горячим лбом к холодному оконному стеклу, он понял, что очень давно не ездил по этой трассе. Он помнил просторные поливные поля стручковой фасоли и клубники, тянувшиеся по обеим сторонам, но теперь на их месте громоздился «Авто-моллз» и торчали гигантские строения из бронзового стекла с надписями на крышах наподобие «УНиСИС» и «ВАНГ», и кучки сияющих новеньких банков, многоквартирных домов и отелей, сгрудившихся вокруг двухъярусного торгового центра – мрамор, стеклянные потолки и папоротники – под названием «Южный берег – плаза».