Читать книгу "Корона из ведьминого дерева. Том 2 - Тэд Уильямс"

– Если я прав, а у меня есть основания так думать, ты очень молода для своей расы, – неожиданно сказал Ярнульф, словно подслушал ее мысли. – Почему же ты стала участницей этого тяжелого путешествия – какой бы ни была его цель?

– Я была одной из лучших среди тех, кто проходил обучение в Ордене Жертвы. – Она почувствовала напряжение в своем голосе и разозлилась. Неужели Ярнульфу очевидно, что и она не знает ответа на этот вопрос. – Я убила шестерых вооруженных рабов голыми руками, сделала калеками двух воинов Жертвы во время Игр. Я могу драться не хуже любого мужчины – и лучше большинства.

– О, в этом я не сомневаюсь, – сказал он. – И все же выпуски обученных воинов Ордена Жертвы проходят каждые несколько лет, не так ли? Наверняка есть дюжины других воинов, которые в свое время добились таких же результатов, как ты, и успели побывать в настоящих сражениях. Ведь ты не участвовала в реальных битвах до нашей схватки с эркинландерами?

Нежеру ощутила острую обиду, и ее это удивило.

– Ты ошибся, смертный. Я участвовала во многих сражениях и схватках, – сказала она, пожалуй, слишком быстро, думая об островитянах, которых убила, и о том, кому позволила ускользнуть.

– Вот как. – Он повел себя так, словно она с ним согласилась, что снова вызвало у Нежеру приступ раздражения. – Так кто же твои родители, Жертва? Они должны быть достаточно могущественными, чтобы добиться столь привилегированного положения для своей дочери, хотя она так молода.

– Моя молодость не имеет значения.

– Неужели? А для меня она значит многое. Ваш народ живет в сто раз дольше, чем мой, – однако я могу поспорить, что, несмотря на твое высокое положение и полученные почести, я прожил больше в этом мире, под этими звездами. – Он указал в сторону ночного неба. – Я прожил двадцать восемь лет. А сколько ты?

– Не имеет значения. – Она постаралась, чтобы ее лицо ничего не выражало, но сейчас ей хотелось его убить, чтобы прекратить насмешки. – Ты наносишь мне уколы, чтобы самому не отвечать на мои вопросы.

Бледно-голубые глаза пристально смотрели на Нежеру.

– В таком случае я приношу свои извинения. В некотором смысле я гость и должен вести себя лучше. Задавай свои вопросы, Жертва. Есть ли во мне то, что вызывает у тебя интерес?

– Интерес? Может быть. – Нежеру понимала, что потеряла хладнокровие. Она молча повторяла Молитву Верных Слуг, пока к ней не вернулась способность ясно мыслить. – Твои стрелы отличаются от наших, – наконец сказала она.

Он приподнял брови, делая вид, что удивлен.

– Ну да, это серьезный повод для беспокойства.

– Сам по себе нет. Но на твоих стрелах перья ястреба или орла. А мы, Жертвы, используем перья черных гусей.

– Ты хочешь устроить соревнование, чтобы выяснить, чьи стрелы лучше летят в цель? Пусть я и не хикеда’я, но до сих пор никто не усомнился в моем умении стрелять из лука.

– Я не ищу соревнования – хотя было бы любопытно устроить его как-нибудь между нами. – Нежеру позволила себе слегка улыбнуться. Она ощутила силу, словно сдвинула край плаща, чтобы показать острый клинок. – Однако я следовала за тобой по склону горы в ту ночь, когда мы ускользнули от армии смертных, я видела много стрел с таким оперением, как у тебя, и все они торчали из стволов деревьев.

Некоторое время они ехали молча.

– Боюсь, я тебя не понимаю, Жертва.

– О, думаю, ты все прекрасно понимаешь, освобожденный раб. Для того, кто называет себя искусным лучником, ты слишком редко попадал в тела смертных.

Он небрежно тряхнул головой.

– В горах было полно смертных в ту ночь, они окружали нас со всех сторон, когда мы начали прорываться к свободе. Я не могу отвечать за все стрелы, на которых не было оперения черных гусей.

– Верно. Но лишь немногие из наших смертных врагов могли стрелять нам в спины, поэтому я все еще не понимаю, как такое количество стрел, летевших по направлению нашего бегства, могло не попасть в цель – если только ею не являлись деревья.

Лицо смертного превратилось в маску – как у истинного хикеда’я, исполняющего свой долг.

– Ты хочешь что-то мне сказать, Жертва?

– Называй меня Нежеру, пожалуйста. Я полагаю, мы уже достаточно давно знакомы, не так ли? В конце концов, мы вместе сражались, вместе убивали смертных, а теперь вместе путешествуем. А я буду называть тебя Ярнульф. Или это не твое настоящее имя?

– Оно такое же настоящее, как любое другое. – Он снова посмотрел на нее, но теперь в его глазах она увидела заметно больше уважения. – Ты так и не ответила на мой вопрос. Откуда в тебе кровь смертных?

Она немного подумала.

– От моей матери. Она риммер, как и ты.

– И тоже рабыня, как я и остальная часть моей семьи?

– Не совсем. – И это было правдой – на самом деле не существовало других таких же отношений, что связывали благородного отца Нежеру и ее мать чужестранку. – Но я полагаю, что ей должна быть знакома твоя жизнь.

– Надеюсь, что нет, леди Нежеру. Потому что я бы никому не пожелал такой жизни, как моя.

И он совершенно неожиданно для Нежеру пришпорил коня и не сбавлял хода, пока не оказался посередине между ней и остальной частью отряда.

«Да, – подумала она не без удовольствия. – Нам предстоит долгая и неспешная игра».

Его самым ранним воспоминанием был холод, когда он прижимался к другим детям в рабских бараках. Ветры, спускавшиеся с Норнфеллса и кружившие около великого Стормспейка, казалось, никогда не стихали, неизменно пытаясь отыскать путь в примитивные здания, и под их свистящие песни прошло все его детство. Даже рядом с другими дрожащими ребятишками, чьи худые тела жались друг к другу, словно мышата в гнезде из тряпок, Ярнульф никогда не мог согреться.

Он помнил холод и, конечно, голод. Хикеда’я считали детей пригодными лишь к самому легкому труду, пока они не достигали определенного размера, обычно в возрасте десяти лет, и не особенно заботились о питании потомства рабов. Тех, кто оказывался достаточно сильным и выживал, имело смысл поддерживать, остальные не заслуживали хорошего зерна, так что детей кормили лишь так, чтобы они не умирали от голода. А если те, кто побольше, забирали еду у тех, кто меньше, это лишь доказывало, что более сильные достойны жизни и, вне сякого сомнения, принесут своим владельцам пользу. Больных оставляли умирать. В течение столетий хикеда’я так же поступали и со своими детьми – зачем же относиться иначе к потомству смертных рабов?

Ярнульф знал свою мать Рагну лишь в течение нескольких первых лет своей жизни, и хотя ему казалось, что он все еще помнит ее лицо, полной уверенности у него не было. Однако он не забыл ее голос, одну из немногих хороших вещей из своего детства. Чудесный, нежный и сладкий, как пение птицы. Ее тихие слова, когда они прижимались друг к другу ночью и она старалась не разбудить остальных, были его единственными приятными воспоминаниями. Она рассказывала ему истории о своей семье и народе и даже научила читать и писать древние руны предков, которые они принесли с собой, когда пересекли океан и оказались в Светлом Арде.