Читать книгу "Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона - Надежда Мамаева"

— То есть ты его угробила? Угробила условно разумную нежить пятого класса опасности? — все же решил уточнить Йон.

— Просто твоя ырка оказалась истеричной и пугливой, — парировала я.

— Ну да, сумасшедшими ведьмами, идущими на таран, эту тварь, наверное, жизнь не пугала, — изрек оборотень, почесывая макушку и глядя на дохлую ырку.

ГЛАВА 6, она же вопрос шестой:

— Отношение к однополой любви: положительное или отрицательное?

— А почему ее… его… — Я сбилась, не зная, в каком лице говорить о твари. — Так тяжело убить?

— Ну хотя бы потому, что магия на подобную мерзость практически не действует. Лишь грубая сила, которую, с учетом резвости этой зверушки, еще попробуй примени.

Объект применения силы все так же болтался вниз башкой. Йон внимательно посмотрел на ырку, потом его взгляд скользнул чуть выше, задержался на моей распухшей лодыжке, а затем и вовсе наглым мартовским котом двинулся вверх.

Тут же захотелось одернуть рубаху. Нет, я всегда знала, что профессия с самым коротким рабочим днем — это герой. Но только сейчас до меня дошло, что моя униформа для подвигов — слегка смелая. Конечно, в определенных обстоятельствах можно было бы посчитать ее даже целомудренной: в парилке бани или солярии, например. Но посреди леса щеголять последним выкидышем хипстерской моды — в рубахе до середины бедра, причем местами подранной — мне было весьма неуютно.

А еще этот исключительно мужской взгляд. Когда вроде бы даже не раздевают глазами, не оценивают… а изучают. И ты понимаешь, что такое исследование — родом исключительно из первобытной древности. Я поежилась, и тут в кустах что-то, а вернее, кто-то фыркнул.

Ветки качнулись и вышла уже знакомая лиса. На ее морде читалось недовольство, словно она застукала благоверного за прелюдией полного и безудержного разврата.

— Она сзади? — не оглядываясь, напряженно спросил Йон. Кто она, оборотень не уточнил, но я и так поняла.

Мне же стало весело. А может, дало о себе знать нервное напряжение? Я расхохоталась в голос. Бесстрашный воин, не убоявшийся огненного пульсара, так бурно реагирует на плешивую лисицу.

— И ничего смешного, — обиделся оборотень. — Пока я тебя искал, она всюду за мной рыскала. Ууу… Треклятая рыжая морда.

Лиса склонила морду набок. Весьма возмущенно склонила.

А я все никак не могла снять с лица улыбку, чтобы спрятать ее за пазуху. Но тут метлу мотнуло, и я не очень ловко качнула поврежденной ногой. Зашипела от боли.

— Давай посмотрю, что там у тебя… — с этими словами Йон подошел ко мне и, отложив меч и лопату, приподнял за талию, а потом ссадил на землю.

— Она не улетит? — Я кивнула на метлу.

— А с чего бы ей улетать? — изумился оборотень. — Она в тебе новую хозяйку признала. Кстати, когда успела ее своей кровью-то напоить?

— Руку ободрала, когда юбку отцепить пыталась, — призналась неохотно.

— А-а-а, — глубокомысленно изрек оборотень. — Тогда понятно. Хотя изделия мастера Найриса всегда были норовистыми, даже при соблюдении необходимых условий могли отказаться подчиняться магу.

— Найриса? Магу?

Пока Ион под недовольное фырчание лисы аккуратно ощупывал мою лодыжку, он пояснил, что когда-то давно летные метлы каждый маг изготавливал себе сам. Да и вообще чародеи древности были теми еще универсалами: не только транспортом самостоятельно себя обеспечивали, но и зельями, инвентарем, предсказаниями опять же. Но потом колдовская наука, как и всякая другая, развиваясь, отпочковала от себя и боевых магов, и предсказателей, и артефакторов. Мастер Найрис был из последних. Его метлы считались самыми быстрыми, но норовистыми. У всех имелась одна отличительная черта — выжженный знак на древке. И даже не цеховой, а личный. Его-то и следовало напитать кровью мага, который хотел управлять метлой.

На мое слабое уверение, что я ни разу не колдунья, Йон лишь протянул: «Ну-ну». А потом добавил, что характер у меня исключительно как у истинной черной ведьмы, вредный и непредсказуемый, что лишь подтверждает мою причастность к темному чародейскому племени.

Я собралась было возразить, но, как выяснилось, шкура чесал язык о небо с одной целью: уболтать и отвлечь. В тот миг, когда я, юная и наивная, расслабилась, он цепко сжал лодыжку и вправил вывих. Я заорала так, что встрепенулось не только воронье окрест, но и вся балка. Лиса от неожиданности села на собственный хвост, а Йон отпрянул. Но, оказалось, мой вопль имел не только устрашающий, но и воскрешающий эффект. Ырка очнулся.

Монстр мотнул башкой, повел вокруг осоловелым взглядом и сфокусировался на мне.

— Ы-ы-ы-ы! — завыл он зловеще.

— Убью-ю-ю! — столь же дружелюбно пообещала я оскаленной морде и начала на ощупь искать орудие убиения. Оного под рукой не нашлось, зато обнаружился сапог. Мужской. В комплекте к которому шел оборотень. А довеском к блохастому — меч.

Не поворачивая головы к Йону, я указала пальцем на клацнувшую клыками тушу и хотела уже сказать: «Руби!» — но тут вспомнила, что меч в ржавчине и зазубринах, потому прозвучало:

— Пили!

Тварь поняла, что так просто ей не умереть, и взвыла уже от отчаяния. Йон же, закаленный в боях и не такими серенадами, задумчиво подошел к ырке, занес меч и честно попытался отсечь голову. Зря он не послушал моего совета. Отпилить было бы действительно проще. На пятой попытке усекновения сдался ырка — он просто вырубился. На седьмой — сдалась сталь. Меч сломался. Наши с оборотнем взгляды сошлись на лопате, а потом шкура, включив задний ход, выдал:

— Даже не думай. Нет, девицы иногда игриво называли меня извращенцем, но не до такой же степени, чтобы оттяпать башку нечисти заступом!

— Ну все случается когда-то в первый раз. И отсечение головы лопатой… — Я попыталась приободрить Йона.

Но оборотень приободряться не желал. В результате на рассвете мы вошли в деревню с оглушенным (по дороге глушили еще два раза — лопата все же пригодилась) упырем. Наш бенефис удался.

Детвора и мужичье глазели на связанного ырку, а девки — на щеголявшего голым торсом Йона: оборотень одолжил мне свою рубаху, которую я использовала в качестве юбки. Впрочем, и на меня бросали любопытные взгляды. Я надеялась, что исключительно из-за летевшей рядом метлы. Надеялась, но, увы, верилось в другое. Уж больно высоко, судя по взорам некоторых, располагался черенок. Аккурат на уровне разодранного выреза моей рубахи.

Староста, которого предупредила шумная детвора, поджидал нас у колодца. В его незамутненных глазах сияла кристальная честность, которая дороже денег, и я поняла: раз эта добродетель столь бесценна, значит, старый хрыч готовится торговаться.

До меня донеслись шепотки «бесстыжая девка» и «совсем совесть потеряла». Впрочем, в противовес бабьим замечаниям раздавалось одобрительное мужское хмыканье. Я же думала, что терять совесть и стыд — дело непрактичное, и, как бережливая особа, я такого транжирства допустить просто не могу. Зачем терять, если все это можно выгодно толкнуть с максимальным гешефтом?