Читать книгу "Однажды звездной ночью - Елена Арсеньева"

«Обварился – эх, бедолага, как же тебе так не повезло?! Ну, давай выпьем, чтобы зажило как на собаке…»

Так оно и получилось. Замотанные пальцы помогли ему не оставить отпечатков на спинке стула, за которую, к примеру, он мог схватиться, на столе, на двери… Потом-то фигурант бинты сорвал, сунул в карман и натянул загодя припасенные тонкие нитяные перчатки: в них открывал сейф и забирал деньги. В них-то действовать сподручнее!

Самое трудное было – не испачкаться в крови. Этого не убережешься, факт! Как ни рассматривай потом одежду, обязательно проглядишь пятнышко, которое углядит глазастая сволочь Ванька Бушуев. Поэтому вместе с кедами были куплены новая рубашка – простенькая, дешевенькая – и брюки. Одежда тоже была размерами побольше и сидела на фигуранте нарочито мешковато. Кроме того, он нахлобучил кепку, хотя сроду никакого головного убора не носил. Сделано это было на тот случай, если по пути в сберкассу встретится случайный прохожий. Фигурант хотел остаться неузнаваемым и даже шел иначе, чем всегда, – приволакивая ногу.

Глупости, может, перестраховка, но, во-первых, береженого бог бережет, а во-вторых, ему доставляла удовольствие эта игра. Прихрамывать удавалось с трудом, потому что на самом-то деле ноги несли его, словно не касаясь земли. Он летел убивать – и гордился собой, гордился каждым своим шагом. С довольной улыбкой вспоминал, как покупал одежду в Москве, в комиссионке, чтобы лишних денег не тратить и чтобы потом не так жалко было выбрасывать новое, практически неношеное.

Не то чтобы фигурант был скупым… Вовсе нет. Он пребывал в твердом убеждении, что деньги – это грязь. И при этом искренне жалел, что грязь – не деньги. Он хотел быть богатым, очень богатым – но при этом не сидеть на сундуках с накопленным добром. Деньги – это были возможности. Деньги – это была свобода. Средство к достижению цели.

Правда, той ночью его целью были именно деньги, а средством к их достижению – убийство милиционера Лукьянова.

Фигурант постучал в окошко и показал бутылку. Лукьянов какое-то время всматривался в темноту, потом узнал приятеля, но открыл все-таки не сразу. Какое-то время колебался – то ли предчувствовал недоброе, то ли вспомнилась служебная инструкция… Другому человеку он точно не открыл бы, а этому… своему! К тому же настроение у Лукьянова нынче было такое, что ничего не хотелось – только напиться. Не в дымину, конечно: все-таки на посту, да и сложно двум мужикам напиться в дымину с одной бутылки «Трех семерок», – а чтобы слегка поднять градус настроения. Сейчас этот градус был на нуле…

– Ты чего по ночам шарашишься? Что не при деле?

– Да так, выпить захотелось. Выпьем?

– Ну давай.

Фигурант отлично знал, что Лукьянов не устоит. Только глухой не слышал, как он сегодня ругался с женой. Альбина была беременна и хотела сделать аборт: дескать, хватит им и двух дочек, их еще надо вырастить, приданое дать, а третьей наверняка тоже дочка будет. Кабы сын готовился, еще можно бы рискнуть, да и то… Лукьянов страшно злился и кричал, пусть-де только Альбина попробует отправиться в районную больницу – он ее домой назад не пустит. Разведется и дочек у нее отсудит, ни за что не отдаст! Расстались очень сердито.

Итак, дверь в сберкассу приоткрылась, фигурант вошел. Это было в одиннадцать вечера. В двадцать три часа.

Выпили. Закусывали копченым салом, которое Лукьянов принес из дому. Закуски фигурант с собой не взял – Бушуев правильно определил причины. Другое дело, конечно, что изощрялся фигурант не столько от неосторожности, сколько все ради того же шику.

В половине двенадцатого он «по нечаянности» зацепил провод, ведущий к устройству сигнализации, и удовлетворенно выслушал разговор Лукьянова с дежурным на пульте Игнаточкиным. Да, Игнаточкину этот разговорчик дорого обойдется. Повезет, если после нынешней ночи его просто выгонят вон из рядов нашей славной милиции. А скорее всего – судить будут. Пришьют небось служебную халатность…

Ну, теперь, когда Игнаточкин был «обезврежен», руки у фигуранта были развязаны. Пока только в переносном смысле слова, потому что пальцы все еще скрывались под бинтами.

– Пойдем покурим, да я домой двину, – сказал он.

– Жалко, – протянул Лукьянов. – Больно выпить еще охота.

– Мне тоже. Знаешь, у меня дома еще бутылка есть. Хочешь, принесу? И пожрать чего-нибудь прихвачу.

– Здорово! – обрадовался Лукьянов. – Давай живо, одна нога здесь, другая там.

И, не желая терять ни минуты, он направился к двери, чтобы открыть ее и выпустить приятеля.

Фигурант последовал за ним. Молоток, лежавший в углу, он приметил еще раньше и внутренне усмехнулся: вот и орудие убийства. Конечно, он принес с собой свой молоток, который был удобно размещен в двух петельках, пришитых под борт его куртки, но лучше обойтись этим. Этот молоток лучше вписывается в версию, которую фигурант намерен был разработать для следствия, – убийство произошло необдуманно, сгоряча, и только потом преступник решил вскрыть сейф. Молоток он бросит рядом с трупом. А свой трогать не будет. Иначе потом, после убийства, его пришлось бы выбросить – вместе с «рабочей» одеждой и обувью. Нет уж, в хозяйстве пригодится!

Лукьянову не терпелось отправить приятеля за вином – он шел к двери слишком быстро, и фигурант испугался, что милиционер успеет выйти на крыльцо. Убивать его там казалось слишком рискованно. Оно конечно, на дворе глухая ночь, однако мало ли чей недобрый глаз выглянет не в пору? Всякое в жизни бывает!

Окликнуть? Остановить?

Он оглянется. А ударить его в лоб фигурант был не готов. Просто побоялся, что рука дрогнет. Нет, не от зрелища смертельного ужаса в глазах Лукьянова! А вдруг тот успеет увернуться? Николай Лукьянов – мужик крепкий, если схватиться с ним врукопашную, исход может оказаться самым неожиданным.

Он был готов убить, но не был готов погибнуть сам. Поэтому неловко схватил с полу молоток и ударил Лукьянова по затылку.

Неудачно получилось…

Фигурант сразу понял, что это не смертельный удар. Только слегка раскроил кожу.

Лукьянов качнулся вперед, назад, растопырил руки, словно пытаясь за что-то ухватиться…

Эти секунды дали фигуранту время собраться, поудобнее перехватить молоток и ударить уже в полную силу.

Он едва успел отпрянуть – кровь брызнула!

Колени Лукьянова подогнулись… Фигурант ударил снова, снова и снова – жертва осела еще ниже, ниже. Кровавые брызги разлетались в стороны.

Вот когда он начал хвалить себя в первый раз – за то, что позаботился о «рабочей одежде»! Вообще-то только эта мысль была у него в голове в то время, когда руки, словно бы сами собой, словно и впрямь исполняя некую работу, к примеру, вбивая упрямый гвоздь, вздымали и вновь опускали молоток.

Лукьянов уже упал, а молоток все бил, бил…

Наконец фигурант остановился. Рот его был полон слюны. Он хотел сплюнуть, но этого было никак нельзя делать. Анализ слюны все равно что анализ крови человека.