Читать книгу "Игра Люцифера. Как один человек раскрыл "глобальный заговор", вышел из тюрьмы и стал миллионером - Брэдли Биркенфельд"

Вместо сердечек и поцелуйчиков Лихти поставил в конец меморандума изображением часов Breitling, что, по сути, означало: «Порвите за меня задницу, а я брошу вам вкусную косточку!» Понятно, что все это было типичной корпоративной болтовней, в ответ на которую большинство из нас усмехалось и продолжало заниматься своим делом — мы и так работали изо всех сил над тем, чтобы выполнить поставленные Лихти нереалистичные цели в отношении новых доходов. И, как вы понимаете, каждый раз, когда мы достигали поставленных на текущий год целей (скажем, 40 миллионов швейцарских франков в расчете на каждого банкира), Лихти задирал планку: «Это здорово, но этого мало! Мне нужно 60 миллионов франков!» Мало того, что нас доставали всей этой бредовой мотивацией в стиле футбольного тренера — отдел безопасности и комплаенса во главе со своим начальником, которому стоило бы работать в гестапо, рассылал нам сообщения с требованиями сохранять осторожность, тщательно шифровать файлы на наших ноутбуках и тренировать навыки «сбрасывания хвоста». Ни дать ни взять — сицилийские мафиози в дешевых костюмах.

Давление росло, риск тоже, да и наши клиенты начинали нервничать от растущей жесткости законов, так что все становилось как-то не в кайф. Я относился к этому спокойно, зная, что никакая вечеринка не длится вечно. Музыканты устают, еда и напитки заканчиваются, а у девушек начинает растекаться косметика. Оркестр продолжал играть, но представление поднадоело.

А кое-что выводило из себя. Кристиан Бовэй не понравился мне с первого дня, но только годы работы вскрыли всю его мерзость. Бовэй был типичным швейцарским бюрократом, мелочным и злобным. Он не любил заниматься полевой работой и рисковать своей задницей и при этом жутко завидовал тому, что его подчиненные живут роскошной жизнью. Часто он пытался присваивать себе заслуги за чужие Новые Деньги, что было абсурдно, поскольку его участие ограничивалось канцелярской работой. Наши успехи и упорный труд приносили ему немало благ, однако он постоянно был недоволен таким положением вещей и постоянно нашептывал людям, что один банкир лучше другого или что кто-то работает мало, а получает много. Почти с того самого момента, когда я принес в банк 200 миллионов долларов Оленикоффа, Бовэй воспринимал меня как умника, который воспользовался случаем и получил несправедливо много. Чаще всего я просто пропускал это мимо ушей.

Но затем он украл у меня Валери.

Он знал, как сильно она мне нравится и насколько взаимна эта симпатия. Поэтому он решил разрушить наши узы, поскольку в мой бумажник он влезть никак не мог. Он сделал так, что Валери стала его личным ассистентом — и имел на это право как мой босс. Он знал, что я ничего не могу с этим поделать, разве что уйду из банка. Валери была зла как черт.

— Все будет хорошо, — сказал я ей. — Мы все равно останемся в одном отделе и будем веселиться, как прежде.

— Но, Брэдли, он просто невыносим! — прошептала она из-за своего нового стола, прямо перед кабинетом Бовэя. — Он постоянно хлещет черный кофе и никогда не жует жвачку! А эти зубы!

Я рассмеялся и сжал ее руку:

— Поставь ему на стол миску с мятой. Может быть, он поймет намек.

Однако мои слова не могли настроить ее на позитивный лад, и она начала подумывать об уходе. А Бовэй, отлично видевший, насколько сильно она настроена покинуть банк, предпочел не бороться за нее, а обмануть при выдаче годового бонуса. Когда я перетащил Валери из Barclays, я пообещал ей большую прибавку — 20 000 швейцарских франков. Именно такое условие я поставил перед UBS, и она об этом знала. Однако размер бонусов был в компетенции боссов, а Бовэй был просто злобным мудаком. Как-то утром я увидел Валери перед зданием банка — она курила и плакала. Узнав, что произошло, я пришел в бешенство. Поднявшись наверх, я решительно вошел в кабинет Бовэя. Он говорил по телефону.

— Что происходит с бонусом Валери? — я еле сдерживался, чтобы не врезать ему.

— Его нет в бюджете, Брэдли. — Он пытался не усмехнуться через свои зубы, напоминавшие противотанковые ежи.

— Нет в бюджете? Каком, на хрен, бюджете?!

— Она работает на меня всего три месяца. У меня не было времени оценить ее результативность. Может быть, что-то получится на следующий год. А кроме того, разве вы не видите, что я разговариваю по телефону?

Я выскочил из его кабинета, но затем попытался спокойно подумать. Я мог вопить, спорить и сражаться, однако до рождественских праздников оставались считаные дни. Поэтому я достал карточку, подошел к банкомату, получил десять купюр по тысяче швейцарских франков и положил их в конверт. Швейцарские банкоматы умеют даже это. Затем я пригласил Валери в одну из переговорных комнат и вложил конверт ей в руку. Открыв его, она зарыдала еще сильнее.

— Нет, Брэдли. Я не могу их взять.

— Нет уж, Валери, — сказал я. — Мы пришли сюда вместе, я обещал позаботиться о тебе, и я это сделаю.

Она обняла меня, а я отстранился и вернулся к своему столу, пока меня не захватили эмоции. Но в глубине души я кипел. Что за дешевый ублюдок! Он жалел денег даже на то, чтобы разобраться со своими ужасными зубами. Когда дело касалось денег, Бовэй становился настолько жестким, что вы не смогли бы вытащить иголку из его задницы даже с помощью эвакуатора. Уродливый, злобный и дешевый — хуже некуда.

Вскоре после этого, в начале 2005 года, Бовэй попытался провернуть ту же схему, но уже со мной. Моя ежегодная премия составляла 18 процентов от доходов, полученных банком от моих клиентских счетов. Именно такое условие было оговорено, когда я переходил в UBS. Я тщательно, до последнего цента, отслеживал суммы доходов, хотя прекрасно знал, что швейцарские банкиры никогда никого не обманывают. И вот наступил день выплаты премии, но я не получил своей четверти миллиона. Я подождал пару дней, пока несколько моих коллег не подтвердили, что на их счета уже пришла премия. И тогда я вновь зашел в угловой офис Бовэя. На этот раз я был спокоен, как смерть.

— Кристиан, думаю, что у нас тут возникла бухгалтерская проблема. — Я достал лист бумаги и прищурился, глядя на него. — Согласно моим расчетам, на моем личном счету должно быть на 247 890 швейцарских франков больше. Судя по всему, моя премия ушла в самоволку.

Он повел в мою сторону своим крысиным носом.

— Что это значит?

— Самоволка — это когда кого-то нет на месте.

— Давайте не будем суетиться, Брэдли. — Он взмахнул рукой. — Я думаю, что вы и так много зарабатываете.

Я и бровью не шевельнул.

— Знаете, Кристиан, вы правы. Не стоит суетиться. Вы можете решить проблему прямо сейчас или обсудить ее с моим адвокатом.

Я вытащил из серебряной визитницы, стоявшей на его столе, одну из карточек.

— Я просто дам ему вашу карточку, чтобы он знал, как с вами связаться. А за это время вы, может быть, еще раз подумаете о том, чтобы выполнить обязательства по моему контракту.

Я ушел. Как и следовало ожидать, на следующее утро премия уже была на моем счете. Однако после этого и истории с Валери атмосфера в отделе стала тяжелой, как запах моря при отливе. Я выяснил, что Бовэй пытался надуть всех, а не только меня. Казалось, будто наша большая счастливая семья начинает распадаться под влиянием садиста-отца. А когда такое начинается, недалеко и до людоедства.