Читать книгу "Великая сталинская империя - Юрий Фролов"

Гитлер со своим европейским практицизмом и рационализмом так и не понял, что для русских, как ни для одного народа в мире, важнейшим фактором моральной стойкости в бою и испытаниях является сознание того, что столица держится и находится в целости и сохранности. Один из американских психологов Д. Лорт, бывший лейтенантом в годы Второй мировой и побывавший в СССР в годы «оттепели», сделал такой вывод, сказав, что Гитлер сокрушил бы русских, если бы 70 % ударной силы направил на Москву, которая при дезорганизации и панике в советских войсках после первых дней нападения была практически беззащитной. А Московский военный округ вряд ли смог бы отбить обвал такой армады противника…

О том, что блицкриг начался самым лучшим образом, свидетельствовало то, что на многих участках фронта к концу дня 22 июня немцы продвинулись сразу на 50–60 километров, а к концу дня 23 июня — до 130 километров. Танковые соединения, как и предполагали они, рассекли советский фронт на очаги, которые тут же окружались идущими следом войсками второго эшелона вермахта. РККА имела превосходство в силах, но командиры среднего и младшего звена, весь личный состав были застигнуты врасплох, и лишь часть из них сумела быстро прийти в себя от внезапной агрессии, собраться с мыслями и эффективно действовать по обстановке, нанося урон врагу и стягивая на себя дополнительные силы немцев, которые могли бы в это время продвинуться дальше. Увлекшиеся летчики Люфтваффе бомбили даже те мосты, переправы и железнодорожные линии с вокзалами, которые через день-три понадобились оккупантам для дальнейшего развития наступления. Вот этот факт в определенной мере и задержал развитие блицкрига. Преуспела немецкая авиация и в уничтожении советских самолетов, которые по глупости советское командование расположило на аэродромах вблизи границы. По одним источникам, в первый день войны было уничтожено 1200 самолетов, по другим — 1700. Как бы там ни было, но уже в конце августа по советским и германским источникам потери русской авиации составили примерно 5 тысяч самолетов различных типов.

По причине разрушения связи многие приказы командиров округов не доходили до командных пунктов армий, оттуда — до дивизий и полков. Первые дни в основном каждый род войск действовал самостоятельно, поскольку не было налажено — из-за той же ненадежной связи — взаимодействие. Многие командиры среднего звена, не имея информации сверху и привыкшие действовать в порядке субординации, вообще не понимали, что происходит, что надо делать, и катастрофически медлили в получении указаний, тем самым давая врагу возможность разгромить себя.

Как стало известно через многие годы, по признаниям военных и государственных деятелей, находившихся в Москве, в Кремле в первые часы и дни войны смятение было не меньшим. Например, стала прерываться связь Генштаба с армиями, а командующие округами не могли дать Москве точную информацию о положении дел на подвластных им территориях. Вот насколько путаница и растерянность способствовали развитию немцами эффекта внезапности. Кстати, у многих даже высших руководителей РККА создалось из-за неточной информации ложное представление, будто враг напал много большими силами, чем те, которые указывались в разведсводках о концентрации вермахта на границе. Другим генералам казалось, что враг бросил основные силы именно на их направлении, и ввиду этого заблуждения командующие армиями принимали неверные решения, которые были только на руку атакующему противнику. Случалось так, что в Центре теряли связь с фронтами и не могли установить истинных размеров хаоса, в который попали советские войска, не могли установить и приблизительное количество немцев и техники, наступавшей на наиболее опасных направлениях.

И все же в этих катастрофических обстоятельствах был приведен в действие механизм операции «Гроза»: но она не громыхнула, ее удар был слаб для германской военной машины. То, что в Москве в первый день войны совершенно не представляли себе сложившегося положения, как раз и подтверждает приказ? 3 от 22 июня, ставший сигналом для операции — вернее, для тех немногих соединений, которые могли еще его начать выполнять. Приказ, отданный Тимошенко в 21.15, предписывал всем советским фронтам начать наступление и отбросить агрессора за государственную границу единым ударом. На приданных к приказу и планам картах красные стрелки указывали на Варшаву и Копенгаген, на Берлин и Кенигсберг, на Бухарест, Будапешт и Вену. Наносить удары по этим направлениям намечалось, когда враг будет отброшен за рубеж Родины.

Какой там отброшен, если командующие фронтами в эти часы отчаянно боролись за то, чтобы удержать основные силы вместе и не дать вражеским колоннам рассечь их, затем взять в «котел» и разгромить!

На Северо-Западном фронте решительный полковник И. Черняховский после вскрытия знаменитого красного конверта без колебаний бросил свои танки на Тильзит, после захвата которого должен был получить приказ развивать наступление на Кенигсберг. В этом адском котле танки Черняховского прорвали и смяли оборону противника и продвинулись вперед на 25 километров! Только полная оторванность от тылов и опасность быть полностью блокированными в «котле» заставили отчаянных танкистов и Черняховского повернуть назад.

На Западном фронте танковая дивизия 14-го мехкорпуса под командованием зам. командира дивизии подполковника С. Медникова рванулась в наступление, когда за флангами дивизии развивали наступление фашисты. То есть, танкисты Медникова кинжалом вонзились в немецкую лавину, форсировали Буг и начали наступление на Демблин — так было предписано приказом в пакете. С боями, ошеломляя фашистов, дивизия прорвалась на 30 километров в указанном направлении и остановилась, израсходовав горючее и боеприпасы. Тылы и снабжение были отрезаны немцами. Подполковник Медников погиб.

На Южном фронте несколько дивизий, до этого тайно развернутых в междуречье между Днестром и Прутом, успели ворваться на территорию Румынии при поддержке ураганного огня мониторов Дунайской флотилии.

Такие прорывы были редким исключением на фоне общей катастрофы и повального отступления. В лучшем случае части наспех закреплялись для круговой обороны и, как правило, почти целиком гибли. Из окружения вырвались сотни и десятки бойцов, оставив за плечами тысячи убитых товарищей. Но в таких случаях немцы тоже несли потери — порой во много раз превышающие расчеты в академических учебниках. После войны, да и в ее ходе, стало известно, что немецкие генералы восхищались беспримерным героизмом русских солдат, обреченно сражавшихся в котлах. «…Чтобы уничтожить русскую роту пехотинцев с двумя 45-мм орудиями, я вынужден был погубить 5 танков и батальон пехоты!», — писал в дневнике генерал Гальдер на третий день войны. По имеющимся данным, танки Гальдера сопровождала мотопехота, вооруженная автоматами и пулеметами, на мотоциклах и бронетранспортерах. У наших пехотинцев в основном были винтовки, автоматов ППШ было мало. Теперь представьте при таком соотношении огневой мощи бой нашей пехотной роты с немецким батальоном (три роты автоматчиков, пулеметный взвод и минометная батарея)!

В общем-то попытки командиров высшего ранга на фронтах выполнить приказ по операции «Гроза» привели к еще большим потерям и ухудшению и без того драматической обстановки. Операция «Гроза» обернулась незамеченным эхом в погребальном грохоте нашествия.