Читать книгу "Владелец моего тела - Стелла Грей"

И вместо точки хлопнул дверцей багажника.

Я вдруг со стороны четко увидел, как болезненно зависим от этой ангельской заразы. Потому что позволяю ей связывать свою душу в морские узлы.

Хуже наркоты, ради которой готов на всякую хрень!

Моя личная ангельская пыль.

Прочь!

На хер все! В понедельник же верну ей кольцо, и будем считать, что расплатилась по счетам своей сеструхи! Пусть валит к своему Эштону и ему продолжает мозг ебать, любит она его или нет.

Во мне же плыла ревность и туманила голову. И что самое дебильное, трахал вроде бы я пальцами ее, а отрахраным душевно чувствовал себя.

Потому что невинная девочка Фелс, даже сама того не осознавая, отымела меня морально. Попользовала и дала ясно понять, что кинет потом на хер ради своего жениха.

Вот и на фиг мне это счастье?

Всю дорогу до Нью-Джерси мы молчали, каждый погруженный в свои мысли, но первым заговорил все же я:

– Где ты живешь?

Она ответила, не отворачиваясь от окна. Назвала адрес, и я вбил его в навигатор. Через двадцать минут я уже въезжал не в самый благополучный район. Клоповник, если быть откровенным.

Какие-то бомжи у бочек с огнем, дешевые проституки, стоящие у угла. Я остановился у многоквартирной четырехэтажки. Пожалуй, она была единственным домом в районе, выглядящим более-менее пристойно.

Хотя все вокруг буквально сквозило бедностью и унынием. В эту обстановку бы вполне органично вписывалась наркоманка Мелани Томпсон, но вот Фелисити…

Я взглянул на свою… нет, не свою девочку, и мне вдруг отчетливо не захотелось ее отпускать. И я тут же скривился от этой мысли. Я ведь не тряпка, чтобы позволять и дальше вытирать о себя ноги. Хватит, однажды одна женщина уже вытерла, видимо, Фелс решила стать следующей.

– Вы свободны, мисс Томсон, – четко произнес я. – Ваш долг отработан, в понедельник можете зайти ко мне в кабинет и забрать свои вещи. Я соберу все, что вы оставили у меня дома.

Она дернулась, поджала губы и потянулась к ручке. Открыла дверь, но прежде чем выйти, обернулась и тихо произнесла:

– Эштон настоял, чтобы я ему это сказала, – признания давались ей с трудом. – Я не собиралась… Потому что теперь я не знаю, люблю ли его. И люблю ли вообще хоть кого-то.

И она выскочила из машины, договаривая последние слова уже на бегу. Метнулась к подъезду, набрала код домофона и скрылась за дверью.

Я же сидел и смотрел ей вслед, гадая, что именно только что услышал. Хитрую ложь или все же искреннюю правду?

Глава 12

/Фелисити/

Я бежала домой, едва разбирая дорогу из-за обилия слез, застилавших глаза. Спазмы от нарастающей истерики сдавливали горло. Казалось, еще немного, и дыхание просто прекратится. Грязный подъезд встретил сотней разномастных граффити на стенах и запахом дыма дешевых сигарет. Так знакомо, и так противно.

Еще недавно я стремилась сюда всей душой, проклиная собственного профессора за его власть надо мной. Впрочем, теперь тоже проклинала. За то, что власть, как вирус, распространилась дальше, с тела переползла в душу, занимая там огромную территорию… Она же отравила разум и пробудила гордыню.

Не знаю, в какой из дней я перестала принимать свой дом, как данность. Несколько лет, возвращаясь сюда, я мирилась с реальностью и не пыталась бороться с ней. А потом появился этот мерзавец, Адам Браун, и показал лучшую жизнь… А к хорошему привыкаешь до отвратительного быстро. Чтобы однажды выкинуть из своей тачки, словно побитую собачонку, вернув туда, откуда подобрал.

Дом. Милый дом… Как же я ненавидела эту квартиру!

Бросив сумку на пол, заставила себя успокоиться и подавила очередной рвущийся наружу не то вой, не то всхлип. Тихо. Матери нет, как всегда, а Мелани на принудительном лечении…

Разувшись, медленно прошла в свою комнату и, облокотившись о дверной косяк, снова зарыдала, разглядывая новым взглядом бедную обстановку.

Почти все ценное отсюда вынесла мать, чтобы пропить. Из более-менее дорогого оставался только старенький ноутбук, он же наш кормилец. На нем я писала контрольные богатеньким студентам, зарабатывая центы… На него руки матери не поднялись. В остальном же царила просто-таки аскетическая простота: шкаф, кровать, стол и стул.

Осмотрев все, я горько засмеялась.

Вот она, моя жизнь. Малюсенькая комнатушка в серых тонах с узким окном, выходящим на местный дешевый бар. Представляю, чтобы сказал Адам Браун, увидев всю эту красоту! Да он бы просто побрезговал мною, поставив клеймо заранее…

Падая на собственную кровать, я уже не плакала, не билась в истерике, нет. Просто пребывала в состоянии полного исступления и усталости. А еще я боялась закрыть глаза, потому что снова и снова возвращалась мыслями к его образу. К образу своего мучителя, тирана, деспота… И не могла налюбоваться им даже в воображении, пропадая от тоски и боли.

Я не знала, где найти выход из плена с именем Адам Браун. Он приручал меня так тщательно, так незаметно. А затем приказал встать на колени. Все-таки зажмурившись, я вспомнила перекошенное от злости лицо и постаралась воспроизвести в памяти все те обидные слова, что срывались с его губ. Мне нужно было пробудить в себе ненависть к нему, потому что, несмотря на произошедшее, я хотела продолжения наших странных отношений. Наверное, это и есть болезнь. Тяга к тому, кто причиняет боль. Я ненормальная.

Но, стоило задуматься чуть глубже, как в голову полезли всякие нелепости. Невольно задалась вопросом, почему он так отреагировал на мой разговор с Эштоном? Почему обвинял после во всех смертных грехах, при этом старательно доставляя мне удовольствие? Чего он хотел от меня?!

И наивная дурочка внутри шепнула: "Любви, Фел?" Я нервно рассмеялась. Надо же было прийти к такому выводу! Профессор Адам Браун мечтает о моей любви! Ха! Да расскажи я кому-нибудь подобную шутку, все хохотали бы до слез. Вот как я сейчас…

Кто я для него?

Марионетка. Бесправная кукла, которую можно поставить на колени.

А он? Кем он стал для меня?

Ответ на этот вопрос уничтожал меня изнутри. Потому что правда была горькой и непрезентабельной. Однажды согласившись на роль жертвы, я настолько увлеклась этой странной игрой, что давно забыла, для чего она начата. Все меркло и теряло краски, кроме его имени в моей голове, кроме воспоминаний о его прикосновениях к моему телу… А еще я слышала его голос. И он приказывал встать на колени и взять в рот его член.

Мотнув головой, я шепнула, глядя в потолок:

– Ненавижу тебя, Адам Браун!

И тут же заболело сердце. Оно не терпело лжи…

Холодный и надменный – таким Адама знали другие, они смотрели на него с вожделением, с придыханием, с обожанием. Но не смели приблизиться, зная, что получат в ответ лишь пренебрежение. Со мной он был другим. Я знала, каковы на вкус его губы, знала, как темнеют в минуты страсти его глаза… И эти знания не давали покоя. Нельзя было просто так взять и забыть все, вновь вернувшись к прежней жизни. К маме, к сестре, к… Эштону.