Читать книгу "Собибор. Восстание в лагере смерти - Иван Беркутов"

– С тобой ведь не надо много говорить, верно? – спросил его Печерский. – Вы с Юзефом идете в швейную мастерскую. Берете с собой рубанок, топор и стамеску. Помни: все должно быть сделано так, чтобы немец и пикнуть не успел.

– Ясно.

– Иди. Желаю успеха. И пришли ко мне Бориса.

Когда Цыбульский пришел, лейтенант обнял его, сказал:

– Борис, я тебя знаю лучше всех. Мы с тобой сидели в том «еврейском подвале» в Минске, и думали, что уже не выйдем оттуда. Тебе поручается самое трудное задание. Бжецкий отведет тебя и еще двух людей во второй лагерь. Захватите с собой топоры. Помни, Боря, твой удар – первый. Своим ударом ты должен показать пример другим. Если кто-нибудь из ребят не сможет убить немца, замени его другим, принуждать никого не нужно.

– Будь спокоен, Саша, – отвечал Цыбульский. – Все только ждут сигнала.

– Не забудьте снять с убитых немцев пистолеты, – напомнил Печерский. – Иди, и чтобы все прошло хорошо.

– Все пройдет отлично! – заверил Цыбульский. – Только бы прошел этот час! Последний час…

Он уже встал, чтобы идти. И тут оба услышали, как снаружи донеслись свистки вахманов. Это была команда на построение. Друзья переглянулись. Что бы это значило? В такое время, в три часа дня, никогда не было построения.

Они вышли из мастерской и направились на плац, где обычно происходило общее построение заключенных. Однако здесь стояли только несколько вахманов, которые гнали подходивших заключенных на перрон. Там, полностью окружив перрон, уже выстроилась лагерная охрана, вооруженная автоматами. Печерский не мог понять, что все это означает. Пришел очередной эшелон с новой партией заключенных? Но зачем тогда строить всех?

Впрочем, долго размышлять не приходилось. Заключенные строились на перроне, капо и охранники бегали вдоль строя, выравнивая его. А вдалеке уже показался приближавшийся к станции эшелон. Вот он подошел к перрону, двери открылись… и из вагонов начали выпрыгивать вооруженные эсэсовцы. Несколько десятков эсэсовцев!

Это могло означать только одно: немцы опередили восставших. Они приняли решение уничтожить Собибор, как уже был уничтожен Белжец. Видимо, этих эсэсовцев специально прислали, чтобы помочь в уничтожении лагеря. Заключенным не хватило одного дня! Если бы они выступили вчера, то уже были бы на свободе!

Им трудно было поверить, что судьба так над ними посмеялась. Лео повернулся к Печерскому; в глазах у него стояли слезы. Столько ждать! Столько готовиться! И что теперь вся их подготовка? Что стоят их ножи и топоры против автоматов эсэсовцев?

Прибывшие пока молчали; не было сказано ни одного слова. Вот они выстроились на перроне напротив шеренги заключенных, подняли свои автоматы… И вдруг произошло невероятное! Немцы подняли автоматы вверх и принялись палить в воздух! Они стреляли – и весело смеялись! Прямо с ног падали от смеха. А потом повернулись и побежали в лагерь. Охрана Собибора радостно их приветствовала; многие встречали своих знакомых, обнимались с ними.

Один из приезжих повернулся к заключенным:

– Эй, жиды, длинные носы, чего грустим? Берите ваши пиликалки! Играем, танцуем!

Печерский старался понять, что происходит и как на это реагировать. Было очевидно одно: заключенных не собираются уничтожать. Немцы настроились на веселье. Они приехали отдыхать, а не проводить акцию по ликвидации лагеря. Значит, надо оставаться спокойными. Главное – ничем себя не выдать.

Он повернулся к Лео и тихо произнес:

– Передай всем: терпеть. Ничем себя не выдавать. Терпеть, что бы ни случилось. Мы побежим завтра!

И так силен был его авторитет, что Лео мгновенно поверил ему. Его слезы высохли; он стал передавать слова командира другим участникам восстания. И было видно: как только сообщение достигает слуха очередного заключенного, как его лицо оживает, спина распрямляется. Это не конец! Это только отсрочка! Еще одно испытание, которое устроила им насмешница-судьба. Надо вытерпеть этот «дружеский визит» – и потом отомстить за все. И заключенные приготовились терпеть.

А терпения в эту ночь им потребовалось много…

Глава 20

Спустя несколько минут прозвучала команда – всем возвращаться в лагерь. Узников загнали за ограду. Однако не было ни вечернего построения, ни развода по баракам. Вместо этого немцы вызвали всех лагерных музыкантов и велели им играть. Стало ясно, что они действительно намерены веселиться – возможно, не только вечером, но и всю ночь. Правда, для узников немецкое веселье обещало обернуться горем и ужасом…

В начавшейся толчее к Печерскому незаметно подошел капо Бжецкий.

– Я все узнал, – тихо сказал он. – Этот поезд идет из Остовы, из тамошнего трудового лагеря. Их направляют на Восточный фронт, прямо в пекло. Они здесь только до утра. Утром поедут на восток.

Печерский кивнул: чего-то похожего он и ждал. Утром немцы уедут. Значит, надо только дотерпеть до утра. Стиснуть зубы – и терпеть. Что ж, это заключенные сумеют. Чему-чему, а терпению они научились…

– Доживем ли мы до утра? – тихо сказал рядом с ним Лео.

– Доживем! – твердо ответил Печерский. – Есть ради чего.

Однако, как вскоре выяснилось, немцы в эту ночь в мучениях решили превзойти сами себя. Каких только издевательств они не придумывали!

Когда наступила ночь, эсэсовцы включили лагерные прожектора. Территория лагеря была освещена, словно днем. Музыкантам велели играть громче и веселее. Среди немцев были настоящие меломаны, которые могли оценить прекрасное исполнение. А среди заключенных были подлинные мастера.

Обершарфюрер Вольф под эту музыку плакал. Достал фотографию жены и детей, смотрел на нее – и плакал.

А вот заместитель коменданта Нойман плакать не собирался.

– Чего раскис, Франц? – воскликнул он, обращаясь к Вольфу. – Веселись! Смотри: я устроил еврейские полеты! Ну-ка, евреи! На счет «три» – полетели! Раз, два, три!

Он действительно устроил «полеты»: заставил нескольких заключенных залезть на крышу барака и прыгать оттуда с раскрытым зонтиком. Когда-то Нойман видел похожую сцену в кино, и тогда это выглядело смешно.

Но то, что выглядело смешно на экране, в жизни оборачивалось для заключенных тяжелым испытанием. Вот настала очередь прыгать для грузного кузнеца Реймана. Он неуверенно шагнул с крыши – и тяжело ударился о землю. Нойман навел на кузнеца пистолет.

– Вставай! – приказал он.

Рейман попробовал подняться – и закричал от боли. Шломо кинулся ему на помощь. Но кузнец был слишком тяжел, Шломо не мог его поднять! Тогда, повернувшись к эсэсовцу, он заявил:

– Это кузнец! Он очень ценный работник!

– А я что, мешаю? – Нойман пьяно икнул. – Пусть встанет – и будет жить. Таковы правила сегодня ночью!

И он снова навел пистолет на Реймана. Кузнец еще раз попытался встать – и снова закричал от боли. Он сломал ногу и ничего не мог поделать. Эсэсовец пожал плечами – и выстрелил.